– Я хочу знать. Этот вопрос угнездился в моей голове и не дает спать. Я буду пытать тебя, пока ты не расскажешь.

– Хорошо, хорошо, я во всем признаюсь, – смеясь, обещал он.

Он взял подушку, свернул валиком, подложил под голову, скрестил руки на груди.

– В конверте номер один был бонус на получение биг-мака в одном из «Макдоналдсов» на твой выбор…

– И…

– А про второй догадайся сама!

– Я никогда не догадаюсь, мы проведем бессонную ночь и завтра будем дрыхнуть на пляже!

В темноте он почувствовал улыбку Жозефины, ее легкое дыхание. Ее губы коснулись его щеки.

– Как здорово! Давай еще!

– Ну так расскажи!

– Пара домашних тапочек с меховой опушкой!

– Нет!

Он давился от смеха. Во всех конвертах было одно и то же: романтическое путешествие на Миконос в мае.

– Ты ведь не открывала другие конверты, я надеюсь? – спросил он, строго нахмурив брови.

– Конечно нет! Ты ведь сказал, что нельзя!

– За это я люблю тебя, Жозефина, ты такая честная!

– Не звучит ли это как «пресная»?

– Вовсе нет, – возразил он и свистящим шепотом добавил: – Я тебя съем!

Она засмеялась и откатилась подальше. Он сделал страшное лицо, изображая людоеда, хищно расставил руки и напал на нее. Она увернулась, воскликнув: «Промах!»

«Как же это чудесно, – подумала она, – как все чудесно благодаря человеку, который идет рядом с тобой, который берет тебя за руку, который нравится тебе, и вы славно ладите, ощущать себя слегка глуповатой, ребячливой, безрассудно-веселой. Испытывать внезапные приступы бессмысленной радости, желания отдать все любимому».

Она жадно глотала влажный воздух ночи, следила за луной, вдыхала запах цветов из сада, морских раковин на пляже.

Она не задавала ему вопросов.

Ей это было ни к чему.

Как-то вечером она получила имейл от Ширли.

Жози…

Я знаю. Я должна была это сделать, но не сделала.

Я должна была рассказать тебе, в какое безумие меня уносит.

Ты догадалась, потому что у тебя такое большое сердце, что ты можешь читать в сердцах других.

Я влюбилась в Филиппа, и теперь я понимаю, что влюбилась вовсе не в него. В саму ситуацию: Филипп – это запрещенный мужчина. Если бы Филипп был свободен, я бы его не пожелала. Мне нравятся только тупиковые пути, обнесенные колючей проволокой.

Я уехала в Нью-Йорк. Гэри выступал – и как выступал! – перед профессиональной аудиторией. Я сидела в концертном зале и слушала, что рассказывало фортепиано. Оно поведало мне о том, что сам Гэри никогда мне не рассказывал. И мне стало стыдно, Жози, мне стало так стыдно!

Я услышала плач своего ребенка. Своего сына, которого я сажала, совсем маленького, в холлы больших гостиниц, потому что наверху в номере меня ждал тот мужчина. Мужчина засчитывал каждую минуту опоздания и заставлял меня расплачиваться за нее. Я бежала наверх со всех ног, натыкалась на закрытую дверь, стучала, просила позволения войти.

Просила позволить, чтобы он меня помучил.

И он не отказывал себе в этом удовольствии.

Я уже тебе рассказывала[6]. Но могла бы рассказать еще сто раз, тысячу раз. Потому что с мужчинами у меня все время происходила одна и та же история. Я ломилась в закрытые двери.

А открытые двери меня не интересовали.

Ведь любовь должна делать человека счастливым, правда? Я счастлива оттого, что люблю тебя. Почему же тогда я никогда не могу ощутить счастье от любви к мужчине?

С тем мужчиной в гостинице, когда все заканчивалось, я уходила пристыженная, словно запачканная. Я подходила к моему маленькому сыночку в холле, опускалась на колени, просила у него прощения.

А сегодня вечером пришло время просить прощения у тебя.