«Я мстю, и мстя моя страшна! – зашипел мысленно. – А спички из дому прихватить не догадался, мститель?»

Уф-ф! Спасибо «куму Тыкве», пособил, не желая того – на гладком приступочке с вонючей дырой лежала распотрошенная пачка «Беломора», а сверху – коробок. Видать, тестировал новенький клозет перед тем, как обмыть…

Я аккуратно обрызгал доски горючкой, подгреб курчавые стружки и шуршащие, еще не мятые газеты. Чиркнул спичкой.

«Силу действия уравнивают силой противодействия… Для пущей гармонии Вселенной…»

Огонь разгорелся сразу. Ярко спалил «растопку», и едва не угас. Нет-нет… Трепещущие языки пламени жадно лизнули доски, распробовали, изнутри повалил дым… Занялось!

Вернувшись домой, я тщательно вытер подоконник, прикрыл окно, задернул шторы. Бухнулся в постель – и уснул сном праведника.

Глава 2.

Суббота, 25 августа. Утро

Липовцы, улица Угольная

Встали мы поздно, чуть ли не в десятом часу. Отец, по обычаю удалых «кразистов», основательно употребил за ужином, и на завтрак главе семьи полагалось полстакана «Столичной».

Морщась, как тот ежик, что ел кактус, батя влил в себя законную порцию, и жадно набросился на вчерашнее жаркое, смачно захрупал малосольными огурчиками.

Мамуля заботливо подложила ему разваристую куриную ножку, и папуля благодарно промычал.

– Катанянам квартиру дали на Ленина, – сообщила родительница, со злостью ухватывая полосатый шнур электрочайника и втыкая вилку в расколотую розетку. Не помогло. И речь прорвало завистливым нытьем: – Везет же людям! Звали…

– На когда? – поинтересовался отец, соловея.

– Назавтра вечером, часикам к шести.

– Ну, сходим… А чего дарить? Та-ань…

– М-м… – мать на секундочку задумалась, смурнея, и тут же просветлела: – А давай, тот сервиз отнесем? Цветастый, такой?

– Югославский? Жалко как-то…

– Да там уже нечего жалеть! Все чашки побили, одни тарелки остались.

– Ну, давай…

Я скромно сидел сбоку, уплетая картошку с мясом. Отец, сытый и пьяный, отодвинул пустую тарелку, и благодушно заскрипел стулом.

– Накалымил двадцаточку? – подмигнул он мне. – Матери отдай.

– Какую двадцаточку? – задрал я бровь. В груди захолонуло – без сцен из семейной жизни не обойдешься. Но и злой азарт проклюнулся. – Сосед десятку зажилил.

– Вот ведь жлоб! – восхитился батя, и построжел: – Отдай, отдай…

– А зачем? – спокойно поинтересовался я.

– А затем, – завелась мать с пол-оборота, – чтобы деньги на всякие глупости не тратил!

– Но вы же тратите, – мягко пожурил я, кивая на бутылку водки.

– Мал еще, чтобы родителей обсуждать! – повысила голос родительница.

– Как-то нелогично получается… – вздохнул я с деланным расстройством. – Работать могу – уже большенький, а тратить не моги – еще маленький!

– Это что еще за разговоры? – в материном голосе зазвенели угрожающие нотки, предвещающие непогоду в доме. – Тебе в школу скоро, и в чем ты пойдешь? Вон, Лариса передала – им в магазин костюмчики завезли, по семнадцать пятьдесят!

– Вот пусть Лариса сама в нем и ходит, а я хочу купить себе нормальный костюм!

– Ах, норма-альный ему… – с ехидцей затянула маманя. – На такой ты еще не заработал!

– Заработаю, – веско уверил я.

– Вот, когда заработаешь, тогда и поговорим! А пока что извини, походишь и в дешевом. На дорогие вещи у нас денег нет!

– А вы бы гулянки реже устраивали, – огрызнулся я, – тогда бы хватало! Вы, вообще, хоть когда-нибудь мечтали о большем, чем жратва и шмотки? Ну, там, купить машину, для начала… Вступить в жилищный кооператив… Съездить по путевке в Чехословакию… Да хотя бы в Крым! Ну, нет же?

Тут мне сразу стало понятно – «красная линия» пересечена.