Вместе с первым ударом часов хлопнула дверь черного хода. Вскоре в гостиной появился упырь, встрепанный, нервный, но, кажется, сытый.

– Извините, что задержался, – сказал он. – Только напрасно вы ждали, лучше бы отдохнули, честное слово, на вас лица нет. А я после встречи завернул в подотдел – оказалось, есть ночная работа на одном складе… Ну, в общем, это вам неаппетитно, но мне нужно было успокоиться.

– После встречи с секундантом Залетая Высоковича? – уточнил Сударый.

– С этим… сопляком, пустозвоном… – выцедил из себя Персефоний. – Эта «личность нового склада», как он себя именует, явно не прочь поразвлечься за чужой счет. Такая наглость… Признаюсь, у меня было сильное желание послать ко всем чертям дуэльный кодекс и разобраться с ним по-простому.

– Ты правильно сделал, что сдержался, – поспешил сказать Сударый. Срок условного освобождения его помощника еще не истек, и за любое правонарушение он рисковал вновь очутиться в каталажке.

– Знаю, – с видимым неудовольствием кивнул упырь. – Но поверьте, сделал это не ради себя, а ради вас. У меня вообще сложилось стойкое впечатление, что слухи расползаются по городу именно благодаря этой «личности нового склада».

– Думаю, ты ошибаешься. Залетай Высокович не выбрал бы в секунданты разумного, которому не доверяет.

– Он уже два года живет в столице и наверняка считает, что друзья его остались такими же, какими он их помнит. А зависть со временем способна убить самую крепкую дружбу. Нет, я за честность этого секунданта и гроша бы ломаного не дал.

– Однако для него огласка так же губительна, как для всех остальных участников дуэли.

Персефоний поморщился:

– Кто его знает… Но, так или иначе, я не проломил ему голову и кое о чем мы договорились. Бой состоится через день. Завтра за вами и Залетаем Высоковичем будет неотступно следить весь город, так что ни о какой скрытности речи быть не может. С другой стороны, тянуть время тоже нет смысла: и вы изведетесь, и модный юноша какую-нибудь глупость сделать может, особенно если потрясатель основ и с ним разговаривает в таком же язвительном тоне. Разумнее всего завтра усиленно распускать слух о примирении, а уж на следующее утро постараться улизнуть от внимания общества.

– Слух о примирении? – с сомнением переспросил Сударый. – В него никто не поверит.

– Да, это главная проблема, – согласился Персефоний. – Вот если бы вы с Залетаем Высоковичем завтра встретились в людном месте и поговорили с дружеским видом… Собственно, я это и имел в виду на переговорах. Пришлось опять терпеть насмешки потрясателя основ, который усмотрел в моем предложении «типично провинциальный страх перед мнением всесильного общества». Выгода от встречи была бы двойная: и народ успокоить, и получить лишний шанс разъяснить недоразумение. Но, по крайней мере, в одном Принципиалий был прав: Пискунов-Модный на разговор вряд ли согласится.

– Кто-кто?

– Возражун Принципиалий Поперекович – это имя личности нового склада. Ввиду того, что вызванную сторону представляю только я, он остается единственным секундантом Залетая Высоковича. Второй, Чихаев Курет Эпсумович, выступит в качестве врача – он студент-медик.

Принципиалий… Не тот ли Принцип, о котором шептались по углам у Немудрящевых?

– Есть один вариант, – продолжал между тем Персефоний. – В окрестных лесах появились волки, завтра егеря устраивают облаву, зовут и нас, из подотдела. Я могу согласиться, а вы со мной пойдете, вроде как поснимать на пленэре, мы и камеру возьмем. Когда под вечер все закончится, тихо скроемся и заночуем в лесу, а наутро выйдем к поляне, на которой и назначим поединок.