«АИАЯ звучало хуже, но запоминалось», – гласила первая надпись (раньше это место прозывалось Академией Исследования Аномальных Явлений).
«В этом здании раньше находился филиал знаменитого НИИ Химических Удобрений и Ядов», – традиционно информировала другая. Естественно, заглавные буквы были должным образом выделены и подчеркнуты.
«Времена и названия меняются, суть остается неизменной», – философски заявляла третья.
«Аминь», – припечатывала четвертая.
Ворон сунул в окошечко дежурного пластиковый прямоугольник, и ворота медленно и с натужным скрипом открылись. За ними шелестели деревья и зеленел газон.
Внутри Центра оказалось красиво и даже уютно, словно в парке, специально разбитом для услады глаз. Темный асфальт окантовывал ярко-синий и черный бордюр. Ярко-зеленая газонная травка была подстрижена очень коротко. Временами встречающиеся лавочки выкрасили серебряной краской. Клумбы располагались везде, иной раз отнимая место у газонов, а также попадались работающие фонтаны.
– Вот так посмотришь, как ученые живут, и тоже захочешь, – покачал головой Денис.
– Ага, – согласно кивнул Ворон, – никто ведь не в курсе про «субботники» и «часы физического труда», на которые гоняют сотрудников, чтобы те немного мозги проветрили. Они же, мозги в смысле, как пароварка, в которой что-то постоянно варится. Иной раз пар необходимо сбрасывать.
Денис усмехнулся.
Среди их соседей находились ненормальные, предпочитающие все лето стоять филейной частью к солнцу и ковыряться в земле. Они не понимали, как можно этого не делать. Сталкеры в свою очередь отвергали саму идею самопожертвования во имя сельского хозяйства. Фруктовые деревья, произрастающие у них на участке, давно не подрезались и напоминали некогда рукотворный лес, при этом давали очень вкусные яблоки и сливы. Но возможно, людям, занимающимся усиленной умственной деятельностью, действительно необходимо время от времени переключаться на физический труд?
С самим ИИЗ ничего кардинально нового не произошло – все те же два стеклянно-бетонных здания, прилепившиеся друг к другу и обросшие всевозможными переходами и лестницами столь сильно, что практически слились в одно. Восемь этажей вверх. Столько же – вниз (теперь Денис знал это точно). В сущности, институт представлял собой идеальную иллюстрацию подобия: что на поверхности, то и в недрах.
Ворон вырулил на стоянку перед главным подъездом. Понять, что это не какой-то второстепенный подъезд, а именно главный, легко удалось по его размерам. Двери возвышались до уровня второго этажа. Козырек начинался там, где, по идее, должен был быть пол у третьего, а толстые колонны из зеленого мрамора придавали всей конструкции невероятно помпезный вид.
Раньше сразу за дверьми располагалась рамка металлоискателя и колченогий стул, на котором сидел старичок в форме охранника. Теперь там не было ничего: просто холл со стоящими вдоль стены кадками, в которых росли пальмы, фикусы, кактусы и еще какая-то экзотическая растительность.
– Н-да…
– Приветствую вас обоих в обители ученой прогрессирующей мысли, – донеслось от лестницы. Встречать их вышел сам хозяин этих пенатов – Василий Семенович Шувалов.
– Уж куда прогрессивнее, – хмыкнул Ворон.
Все возвращается на круги своя или остается там неизменным, вот и академик оставался тучным, пафосным и добродушно-ворчливым. Он крепко пожал руку Ворона, а Дениса даже обнял.
– Возмужал, очень возмужал. – Шувалов одобрительно похлопал его по спине. – Прямо и не поверишь, что всего четыре года назад подростком смотрелся.