– Мало ему одного листа. Он печатника уже с двух сторон заставил оттиск сделать. Все равно мало. Говорит, что на его задумки и идеи как минимум три листа с двух сторон надобно.

– Я еще одного не видел и разрешения на тираж не давал, – глаз все-таки задергался. Вот заставь дурака Богу молиться, без башки останется.

– Так там только про староверов и про то, как ты за души их грешные бился, аки святой Михаил, и как корабли сейчас снаряжаешь, чтобы нашли они себе землю обетованную, на целую страницу, – любезно сообщил Репнин, который по всей видимости газету уже видел. – Да и по мелочи хватает, – и он жестом фокусника достал из-за пазухи свернутый трубочкой лист. – Читай, государь.

– Ты когда-нибудь, Юра, доиграешься, – я выхватил новенький выпуск и, не удержавшись, треснул его по лбу. Развернув, принялся читать. Так и есть, мое решение вышвырнуть всех неугодных, но в принципе достаточно полезных людей с глаз долой на край мира описано так, что слезы за душу берут. Талант все-таки Юдин, талантище! А что у нас на второй странице? Перевернув лист, я принялся читать, чувствуя, как все больше и больше расширяются мои глаза. Прочитав, я перечитал заново, затем посмотрел на Репнина, сидевшего за столом как агнец безгрешный. – Я… э-э-э… Охренеть, – выдавил я из себя и принялся зачитывать вслух: – «Вчерашнего дня графиня К. застала своего супружника за совершением им недостойных графа действий с прислугой Парашкой прямо на туалетном столике графини. После чего граф К. получил ущерб имущества в виде разбитой об его голову вазе, что куплена была у китайцев и стоила графу двадцати пяти рублев. Также ущерб был нанесен крепостной прислуге Парашке в виде вырывания половины косы и избития морды украшенной самоцветами пудренницей…» Что? Я предупреждал, что здесь должна быть написана только правда. Пусть пикантная, но правда?

– Конечно, – Репнин кивнул. – Только это правда. Так Куракины вчерась куролесили.

– Но откуда вы, гады, узнали такие подробности? – я снова перечитал страницу. Да, эта газета не как горячие пирожки, она еще быстрее разлетаться будет.

– Так Парашка Юдину и рассказала, когда он ее у дома графского застал, рыдающую на задворках. Пожалел бедняжку, да еще и деньгой медной одарил, ну и… – Репнин развел руками, я же потер лоб. – Да ты не сумлевайся, государь, Юдин все проверил. И осколки вазы, и фингал графа, который все сокрушался, что сегодня на ассамблею не попадет из-за такой безделицы. Ну, подумаешь, прислугу слегка потискал. Не ссильничал же, Парашка и сама не против была, все хвостом крутила перед носом у барина.

– Кха-кха, – я откашлялся и кивнул. – Пущай тираж делает. Да, и передай, что денег больше не дам. Сумеет сделать так, чтобы за ту же сумму больше листов выходило, бога ради, хоть тридцать страниц пущай делает, но только на таких условиях. Что там с дворами монетными?

– К концу недели переедут все под сень Кремля, – Репнин посерьёзнел. Он еще не верил до конца во власть газет. В то, как мощно эти листки могут формировать общественное мнение и манипулировать сознанием. Ничего, скоро узнает. А Юдин-то каков, ну просто прирожденный журналюга. Вот он и будет формировать в головах людей то, что нам будет необходимо в определенный момент. И, самое главное, похоже, что Юдин как раз уловил всю суть мощи печатного слова.

С почином тебя, Петр Алексеевич, ты сегодня родил четвертую власть, не знаю, как насчет мира, но в России – это точно.

– Черкасский спрашивает насчет бумажек, мол, ты это серьезно, государь?