Она вскочила с кровати, подвернув правую ногу и ойкнув, и быстрым движением рванула на себя круглую прохладную ручку. Да, она не ошиблась. Краски были на месте, а значит, и путь в родительскую ванную был обеспечен. Оставалось уповать на то, что Джонатан Росс не изменит своим привычкам и не уберет наконец все по местам: одежду в шкаф, а деньги в кошелек.
Кассандра аккуратно, высунув от напряжения кончик языка, раскрутила первый тюбик и сразу отпрянула – запах был такой сильный, какой может быть только у дешевой краски, явно не предназначенной для детей. Пожав плечами и вздохнув, девочка начала намазывать мягкую субстанцию на руки и ноги, стараясь не запачкать одежду. На пятом тюбике она поняла, что это была бесполезная затея, и перестала осторожничать.
Через пятнадцать минут красно-сине-зелено-черно-желтое нечто появилось на пороге кухни, где Норма Дэринг пила вечерний чай с огромным куском торта с жирным масляным кремом такой едкой расцветки, что девочку чуть не вырвало. Это, несомненно, дополнило бы ее и без того устрашающий вид.
– Ты… ты что натворила? – ложка с очередным куском торта замерла у самого рта Нормы Дэринг. Оглядев дочь с ног до головы, она грустно вздохнула и покачала головой. Ругаться не было ни сил, ни желания, да и смысла в этом тоже было немного. – Иди мойся.
– Там… Джонатан.
– А, ну да… – мать неохотно положила ложку рядом с тарелкой, испачкав старую скатерть кремом, но даже не заметила этого.
Она проводила дочь через их с мужем спальню в ванную комнату, вяло махнула рукой, когда Джонатан Росс заржал над увиденным, и оставила девочку одну отмываться от этого красно-сине-зелено-черно-желтого безумия.
Кассандра первым делом огляделась по сторонам и увидела не одну, а целых три пары брюк, небрежно скомканных в углу ванной комнаты за унитазом. Скорее всего, хозяин про них вспомнит, когда уже кроме последней пары чистых трусов не останется ничего другого, и тогда Норме Дэринг не поздоровится. Заплясав от предвкушения, девочка было дернулась схватить первые брюки, когда вспомнила о том, что ее руки измазаны краской, а оставлять следы своего маленького преступления было ни в коем случае нельзя.
Наспех помывшись – благо, краски были водорастворимыми, что девочка даже не удосужилась проверить перед тем, как измазаться ими с ног до головы, – Кассандра вытерлась старым некогда махровым полотенцем и наконец-то подбежала к валяющейся груде тряпья. И с первой же попытки – удача! Несколько монет завалялось в правом кармане брюк.
Прошмыгнув в свою комнату, не попавшись на глаза отчиму, отвернувшемуся к стене и захрапевшему, Кассандра запрыгнула на кровать и растянулась на ней в полный рост. Ее губы расплылись в улыбке, а глаза зажмурились от удовольствия, предвкушая завтрашнюю поездку на другой конец города.
«Я вырвусь отсюда, я вырвусь отсюда, я вырвусь отсюда, – мелькало у нее в голове. – И это будет настоящая сказка».
С этими мыслями, перевозбудившись от событий дня, маленькая Кассандра уснула, даже забыв подпереть дверь стулом. Повезло, что в тот день Джонатан Росс был, во-первых, трезв, а во-вторых, удовлетворен своей женой прямо там, на кухне, где потом она до ночи сидела одна в темноте, ела отвратительный торт с масляным кремом и смотрела в темноту на улице, как будто одним глазком стараясь подсмотреть свое будущее.
Кассандра, засыпая на ходу, держалась за на удивление холодный поручень в автобусе и тряслась в такт его движению.
Утром она наспех собралась, еле влезла в самое красивое платье, которое уже стало чуть мало, и выбежала из дома, даже не удосужившись предупредить мать о своих планах на день. Да и не могла она этого сделать – узнай Норма Дэринг о ее желании поехать на другой конец города, девочке несдобровать. И не потому, что кто-то будет переживать за нее, такую маленькую, в таком большом и, возможно, опасном районе. Нет. Попало бы Кассандре за кражу нескольких монет из карманов Джонатана Росса.