Женщина одарила меня теплой улыбкой, потом быстро отвела взгляд. Возможно, почувствовала, что я не похож на других людей. И протянула мне фотографию, которая крепилась к медицинской истории толще, чем обычный еженедельный сценарий «Паренька Клитеро» – популярной радиопостановки BBC, по неизвестной причине так и не выпущенной потом на аудиокассетах.

– Ее зовут Саския, – сказала мисс Крисхольм. – Не имеет достойных упоминания родственников и живет далеко от Лондона. Наша больница одна из немногих, где есть необходимое оборудование для сложного экспериментального лечения и испытаний препаратов, которые требуются таким людям. Ей отчаянно нужно место, где можно остановиться. Мы можем организовать для нее транспорт на каждый день. И будем крайне признательны, если вы решите помочь. Ей в самом деле некуда больше обратиться.

Я внимательно изучал фотографию. Девушка оказалась прискорбно узкой в кости, с желтоватой, почти прозрачной кожей. Но у нее были красивые светлые волосы и строгие черты лица, напоминавшие молодую Сьюзи Кендалл в комедийной гармошке Роберта Хартфорд-Дэниса 1966 года «Человек-бутерброд», где Наш Норман играл – не наилучшим образом – ирландского священника. Более того, она идеально соответствовала моим планам. Женщина.

Это определенно будет иначе.

Я с улыбкой вернул фотографию:

– Уверен, мы что-нибудь придумаем.

Саския здесь, и я должен заметить, что для настолько больного человека она просто живчик. В ночь прибытия я наблюдал, как она с трудом пытается управлять креслом в квартире, не портя краску на плинтусах. Несмотря на много неудачных попыток, она справилась без единого слова протеста. Кстати, она тут уже два дня и, кажется, ни разу ни на что и ни на кого не пожаловалась. По-видимому, всю свою жизнь она была очень болезненной, и немногие врачи предполагали, что у нее будет шанс повзрослеть, так что она просто счастлива тому, что живет.

Я разместил ее в свободной комнате, и девушка настояла на том, чтобы заполнить ее купленными в киоске у госпиталя цветами. Ее приняла даже Хэтти, которую никогда нельзя было назвать самой сговорчивой кошкой в мире.

Поскольку моя квартира находится на втором этаже большого викторианского дома, Саския буквально заключена в четырех стенах – исключая проведенные в больнице часы. На визиты и обратно ее и кресло-каталку носят вверх и вниз санитары. В самую первую ночь я зашел в гостиную и обнаружил, что она просматривает мои размеченные и занесенные в каталог коробки с архивами комедий BBC. Только я начал раздражаться, как она повернулась ко мне и спросила, нельзя ли ей прослушать некоторые из них. Прежде никто и никогда не выказывал интереса к моей коллекции. Чтобы проверить Саскию, я спросил, какие передачи ей бы больше всего хотелось послушать.

– Мне нравится Лесли Филлипс в «Военно-морской потехе», а еще Четверо Фрейзера и Хейеса, когда они играли для «Вокруг Горна», – она провела тонким пальцем по коробочкам с пленками. – И, разумеется, «Полчаса Хэнкока», хотя мне больше нравятся серии после того, как Андре Мелли заменили на Хэтти Жак.

Внезапно я ощутил прилив подозрительности.

Крошечной девушке не могло быть больше двадцати двух лет. Каким образом она могла быть настолько хорошо знакома с радиопрограммами, о которых тридцать лет было почти не слышно?

– Мой отец был великим коллекционером, – пояснила она, словно подслушала мои мысли. – У него была привычка ставить старые передачи почти каждый вечер после обеда. Это одно из немногих постоянных воспоминаний, оставшихся у меня о родителях.