—  Не дают? —  я живо изобразила лицом сочувствие.

—  Не дают, — мурлыкнул этот шут, таки-и-им голосом, что у меня снова дернулись пальцы, низ живота и сердце.

Тьфу, на тебя. Три раза. Пошляк!

Рассадник тахикардии ходячий!

—  Хорошего рабочего дня, Елена Владимировна!

“Господи, да катись ты уже!” —  взвыла я мысленно, а вслух лишь улыбнулась и взглядом указала гостю в направлении двери.

—  Лен, ты ничего не хочешь мне сказать? —  осторожно уточнил Макс, пригласив к себе сразу после пересменки.

Елистратов сидел за своим столом, я — сбоку. Перед ним стоял чай, передо мной — кофе. Как говорится, ничто не предвещало беды.

Я перебрала мысленно свои сегодняшние цели и задачи… Хм.

—  Да вроде бы, ничего. А что?

—  Лен, ты помнишь, кто крестил твоих детей?

Ой ё… Нет, ну вот тут-то как раз всё предвещало, согласна. Но...

—  Ты? —  как будто даже с удивлением уточнила я и решила испытать обманный маневр: — Но это была твоя идея! Кстати, достаточно смелый шаг для человека, который боится детей!

—  Я не боюсь детей, — огрызнулся Макс с явной досадой.

—  Ага, а помнишь, тот случай…

—  Лена, хорошая попытка. Но мы не будем менять тему.

Я мысленно досадливо ругнулась — а ведь почти удалось!

—  Лен, ты же помнишь, что я знаю отчества твоих бандитов? Особенно Олюшки Мирославны.

—  Они ангелы! —  возмутилась я.

—  Особенно Ольга Мирославовна, — поддакнул Елистратов.

Тут крыть было нечем, и я уныло согласилась:

—  Особенно да. Слушай, может, мне еще одну няню взять? А то одна постоянная и одна приходящая уже не справляются…

—  Лена. Это тоже была неплохая попытка.

Да твою ж дивизию! Что ж ты цепкий такой?!

—  Лен. Они у тебя синеглазые такие... Ты точно ничего не хочешь мне сказать?

Иди лесом, Елистратов.

—  Очень красиво, правда?

—  Лена.

—  Да! Да, блин, это он! — я выпалила это, задохнулась и тут же взвилась: — Но откуда я знать-то могла?! И… и… леший бы тебя драл, Елистратов!

Хотелось вскочить и пробежаться туда-сюда, в том числе по стенам и потолку, но, увы, в кабинете начальника бегать по потолку кому-то, окромя собственно начальника, неприлично. Субординация-с!

Я выдохнула.

Ну что я, виновата, что так… так нелепо получилось?! Я такого не планировала!

Елистратов молчал. Я быстро зыркнула в его сторону — смотрел, как показалось, с сочувствием.

—  Лен.

Я свирепо раздула ноздри, подавая признаки жизни. Однако обращение звучало довольно успокаивающе.

—  Что думаешь делать?

—  Я не знаю! —  я остаточно пыхнула раздражением, как дракон жаром, и обмякла на спинке кресла.  —  Я пока что не имею ни малейшего представления, что со всем этим следует делать.

И посмотрела на Макса прямо, открыто.

—  Но я, Макс, знаю главное. Я знаю, что не хочу, чтобы моих детей использовали как инструмент давления в вопросах бизнеса. Ни одна из сторон.

Макс неопределенно хмыкнул с самым независимым видом. Но я не сомневалась — он меня понял.

Я подумала и подвела черту под разговором:

—  За сим, я решила, что Мирослав Радомилович пока перебьется, а я пригляжусь и еще подумаю... И теперь вот, приглядываюсь.

—  Ясно. На переговоры с нами пойдешь.

—  Ты озверел?! —  возмущение вырвалось непроизвольно. —  На кой ляд я там сдалась?!

—  Ни на кой. Ты и не работать пойдешь, работать будем мы с Цвирко — это у нас переговоры. А у тебя — ознакомительная экскурсия, совмещенная со смотринами. Собирайся.

Приняв решение, Макс выбрался со своего места, вырулил из кабинета и двинулся вниз по лестнице.

—  Максим, у меня работа! —  я болталась сзади паровозиком на веревочке и пыталась отвертеться от великой чести.