– Вы не любите провинцию.

– Напротив, люблю. Я прожила там всю жизнь и всегда была очень счастлива. Но провинциальная жизнь, конечно, гораздо однообразнее, чем здесь. В провинции все дни похожи друг на друга.

– Однако в провинции вы проводите время гораздо разумнее.

– Разве?

– Разве нет?

– Мне кажется, нет особой разницы.

– Здесь вы целый день ищете одних лишь забав.

– И дома тоже – просто дома я их реже нахожу. Я гуляю здесь, и там я тоже гуляю; но здесь на каждой улице множество людей, а там я могу навестить лишь госпожу Аллен.

Сие позабавило г-на Тилни чрезвычайно.

– Навестить лишь госпожу Аллен! – повторил он. – Сие – само олицетворенье умственной нищеты! Однако ныне, погрузившись в эту бездну вновь, вы найдете, о чем поговорить. Вы сможете говорить о Бате и о том, чем тут занимались.

– О да! Теперь у меня не будет недостатка в предметах для беседы с госпожою Аллен или с кем угодно. Честное слово, мне кажется, возвратившись домой, я только и буду разговаривать о Бате – мне очень здесь нравится. Вот если бы приехали папа, мама и все прочие – вот это было бы беспредельное счастье! Как восхитительно, что прибыл Джеймс (это мой старший брат) – да еще выяснилось, что семейство, с коим мы сблизились, – давно уже его близкие друзья. Ах! Кто может устать от Бата?

– Тот, кто привносит в него столь свежие чувства, – разумеется, не может. Однако папа, и мама, и братья, и близкие друзья в Бате, как правило, забываются – и искреннее наслажденье балами, развлеченьями и повседневностью ускользают вместе с ними.

Сим их беседа завершилась, ибо танец слишком назойливо потребовал безраздельного их вниманья.

Вскоре, пройдя меж прочих пар, Кэтрин узрела, что ее пристально разглядывает некий джентльмен, стоявший среди зрителей за спиною ее партнера. То был весьма красивый человек властной наружности, кой миновал уже расцвет, однако не лишился жизнелюбия; Кэтрин увидела, как, не сводя с нее глаз, незнакомец непринужденным шепотом обратился к г-ну Тилни. Сконфузившись от его вниманья, краснея в страхе, что таковое привлечено неким беспорядком в ее облике, она отвернулась. Незнакомец тем временем отошел, а партнер ее, приблизившись, молвил:

– Я вижу, вы догадались, о чем меня только что спрашивали. Сей джентльмен знает ваше имя, и вы располагаете правом знать его. Это генерал Тилни, мой отец.

– А! – только и ответила Кэтрин, однако сие «А!» выразило все потребное: вниманье к словам г-на Тилни и совершеннейшее доверье их правдивости. С искренним интересом и глубочайшим восхищеньем глаза ее следовали за генералом, пробиравшимся сквозь толпу; «Какое красивое семейство!» – таково было тайное сужденье Кэтрин.

До завершенья вечера беседа с юной г-жою Тилни подарила юной деве новый источник блаженства. С самого прибытья в Бат она ни разу не гуляла за городом. Юная г-жа Тилни, коей были знакомы все общеизвестные окрестности, говорила о них так, что Кэтрин отчаянно возжелалось тоже их узреть; и на ее опасенье, что, вероятно, ей никто не захочет составить общество, брат и сестра предложили как-нибудь утром прогуляться вместе.

– Я бы хотела этого больше всего на свете! – вскричала Кэтрин. – Не станемте откладывать – пойдемте завтра.

О сем они охотно условились с единственной оговоркою юной г-жи Тилни – если не будет дождя, в чем Кэтрин была уверена. В двенадцать часов они зайдут за нею на Палтни-стрит.

– Так не забудьте – в двенадцать, – такова была прощальная реплика, коей Кэтрин одарила новую подругу.

Другую подругу, давнее и ближе, Изабеллу, чьей верностью и достоинствами Кэтрин наслаждалась две недели, последняя едва ли видела в тот вечер. И все же, невзирая на стремленье поведать Изабелле о своем счастии, Кэтрин жизнерадостно подчинилась желанью г-на Аллена, кой увез дам довольно рано, и сердце ее танцевало в груди, как сама она танцевала в портшезе всю дорогу до дома.