У Риты рождается ребёнок. От мужа, не от Алексея. Поначалу были сомнения, но время развеяло их. Черты лица сына были слишком узнаваемы.

И тут Алексей Андреевич неожиданно устаёт от их связи. В душе у него словно бы всё пересыхает и отношения с Ритой, поначалу искристые и яркие, вдруг превращаются в процесс, схожий с пережёвыванием бумаги.

Очередное письмо оформляет разрыв отношений.

Рита погружается в заботы о ребёнке и забывает об Алексее.

Сложно сказать, что он чувствовал в первые месяцы после разрыва. Может, победу, может, равнодушие.

Но прошёл год и старое чувство вдруг напомнило о себе. В груди что-то сдвинулось, словно льдины в ледоход и с тех пор он не мог думать о Рите без болезненного чувства потери.

…Штык упёрся в ребро и, скрежетнув, нырнул под кость…

Через общих знакомых Алексей передал ей письмо, другое. Переписка завязалась снова. Вскоре Рита согласилась встретиться.

С тех пор он срывался к ней при каждой возможности. Раз в месяц, в две недели, в десять дней. Находить объяснение своим отлучкам в семье и на службе становилось всё труднее, но он мало думал об этом.

При встречах, он не выпускал её из своих объятий, а расставаясь, немедленно начинал сочинять очередное письмо.

Вскоре Ритиного мужа перевели, но, по счастью, недалеко, в Харьков и свидания, пусть и стали реже, но продолжились.

…Штык замер возле мокрого вздрагивающего сердца полковника. Расширяясь, сердце коснулось острия штыка, и тут же, сократившись, отдёрнулось, на мгновение отдалив встречу со смертью…

Мужа Риты перевели снова. На этот раз в Москву. Но и тут они продолжали видеться, пусть всего один-два раза в год.

Рита сообщила, что у неё был выкидыш. И что это был, вне всяких сомнений, его, Алексея, ребёнок. Новость поразила его. Поразила едва ли не больше, чем рождение собственной дочери. И ещё он отчего-то понял, что теперь меж ними оборвалось что-то по-настоящему важное, что при другом исходе могло бы навсегда привязать их друг к другу.

…Штык раздвинул толстые, крепкие волокна сердечной мышцы. Сердце – один большой мускул, неутомимый труженик, и при этом едва ли не самый уязвимый орган человека…

После этого Рита, которой не было ещё и тридцати, решила доказать самой себе, что она всё ещё женщина в полной мере и забеременела в третий раз. Жили они к тому времени уже в Греции, и забеременела она гарантированно от мужа. Николаев понял, что от их связи не осталось ничего. Если раньше была надежда хотя бы на редкие встречи, то теперь не осталось ничего, кроме переписки и привязанности.

Рвать с Ритой, которую он к тому моменту знал уже более десяти лет представлялось ему совершенно невыносимым, и он, давя в себе нарастающий страх, продолжал писать письма.

…Штык вошёл в сердце, погрузился в водопады крови, искупался в заводях желудочков. Но мозг Николаева всё ещё оставался ясен, а чувства остры…

Рита приезжала в Россию, но была намертво привязана к младенцу и мужу и ни о какой встречи не могло быть и речи.

В эти периоды он писал ей пьяные и нервные письма, она отвечала спокойными и уравновешенными. Он был страстной натурой, она же была страстной только рядом с ним.

После её отъезда обратно в Грецию их отношения успокоились и пришли в неторопливое русло почти светской переписки. Из текстов исчезло прежнее плотское напряжение. Через два года Алексей начал забывать голос и лицо Риты. Крики её страсти, казалось бы намертво впечатавшиеся в его сознание, тоже подёрнулись дымкой.

Время не целитель, время убийца.

…Острие штыка покинуло сердце и продолжило своё путешествие сквозь плоть человека. Китель на груди полковника расцвёл ярким, будто сок раздавленной черешни, пятном…