На шум прибежал комендант. Он же вызвал охрану, и Ирку увели. Она вырывалась, источала угрозы во все адреса и ругалась матом.

Кто был поумнее, быстро ретировались по своим комнатам, нырнули в кровати и притворились спящими. Никому не хотелось попасть в карцер за распитие алкоголя, участие в поножовщине и разборках.

Наконец, все успокоились, и Ритке обработали рану антисептиком из аптечки.

– Что будет с Иркой? – Маринка задала интересующий и меня вопрос.

– Все зависит от настроения начальника, – ответила Ритка. – Могут и назад, в Зону отправить. А может помурыжит в карцере и отпустит. Как-никак невеста! Петрович, он не злой, много на что закрывает глаза.

– Да мы уже поняли, – за себя и за Марину ответила я. Но, честно признаться, даже не знала, как реагировать на слова Ритки. Лучшим вариантом для меня было, чтобы эти двое поженились и уехали за периметр. Если Ирку отправят в Зону, здесь останется Макс. Проходу он мне точно не даст.

– А на тебя-то она что взъелась, – прервала мои размышления Ритка. – Тоже с ее женишком…. того, – она не договорила. Намек и так был понятен.

– Еще чего! – я сморщила нос. – Приставал несколько раз, Рыжая Марта видела. Может она разболтала.

– Точно она, стерва, – Ритка ругнулась. – Оторвать бы длинный язык!

– Поругались они за столом, – подала голос молчавшая до этого Алевтина. – Ну, Марта попьяне и скажи, мол, Макс твой бабник. И вывалила все про Белку.

– Слушай, так это я зря себя выдала, что ли, – то ли смехом, то ли всерьез возмутилась Ритка. – Ты мне теперь должна, получается.

– Хватит уже, – заступилась за меня Алевтина. – Не было у Белки ничего с Максом. За что ей получать?

– Да ладно, я так. К слову, – оправдалась Ритка.

– К слову она, – буркнула Алевтина. – Все! Спать! Завтра с утра точно шмон будет, а потом и допрос с пристрастием. И если что, то я всю ночь спала в своей койке, – и она по очереди посмотрела в глаза каждой присутствующей в комнате.

***

Начальник колонии смотрел на меня, и по выражению его лица было совершенно не понятно, в каком настроении он пребывает.

– Серебрянская, – наконец соизволил он открыть рот, – тебе не кажется, что ты, слишком часто, появляешься в моем кабинете?

Я молчала. Нужно было понять, что он знает.

– Что молчишь?

– Вам ведь все уже рассказали, – решилась я высказать свое мнение.

– Дерзишь начальству?

– Упаси боже, Андрей Петрович! А что с Шестаковой будет?

– Интересуешься? – он вопросительно прищурился.

Я пожала плечами:

– Вроде свадьба у нее.

– Накрылась ее свадьба медным тазом. Заявление на нее написали.

– Кто? – ахнула я.

– Дед пихто!

Я притихла, прикусив язык.

– Слушай, Серебрянская, – резко сменил он тему. – Ты английский знаешь?

– Я иняз окончила. Переводчик в сфере профессиональной коммуникации. Кафедра английского языка.

– Серебрянская! Тебя мне сам бог послал! – он радостно потер руки. – Надо перевести инструкцию. Новое оборудование, как говорится, закупаем. Новые технологии внедряем, а специалистов не хватает, – он протянул мне пачку распечатанных на принтере листов. – До завтра успеешь?

– Попробую, – я просмотрела бумаги.

– От работы пока будешь освобождена, – добавил он.

– Тогда точно успею.

– Давай, давай, Серебрянская. Успевай. Это в твоих интересах.

Перевод оказался трудным. Сказалось и долгое отсутствие практики и «китайский» английский. Некоторые фразы переводились абракадаброй и, как мне казалось, не имели вообще никакого смысла. Но начальника мой труд удовлетворил, и он остался доволен проделанной работой.

Макс куда-то исчез. На работе, в теплице, он больше не появлялся. Позже мне сказали, что он был переведен на лесозаготовки, а Ирка, его несостоявшаяся жена, отправилась назад, в Зону. Начальник показал, кто здесь хозяин, попутно объяснив этим поступком, что не позволит грубых нарушений режима в колонии. Почти вся шестаковская бригада и еще несколько женщин из других комнат, кто принял участие в «проводах», тоже были наказаны, кто лишением свидания, кто переводом на более тяжелые работы. Не пострадали лишь Алевтина и, как ни странно Рыжая Марта, сразу занявшая Иркино место и ни у кого больше не возникало сомнения, кто же всех сдал.