Жюли и Арису, уже снова устроившаяся за столиком, одинаково задрали брови, когда мы с Константином один за другим влетели в кафе с красными и насупленными лицами.

— Ну, что тут у вас было? — поинтересовалась я, опускаясь на свое место.

— Ничего особенного, — пожала плечами Арису. — Все присутствующие мужчины уже бросили пить насовсем. И заодно прониклись огромным уважением и почтением ко всему женскому полу... а у вас как дела? — она сделала особенное ударение на «вас» и глазами показала на Константина, на скулах которого все еще пламенели алые пятна. Я почувствовала, как разгораются мои веснушки.

— Ну он ведь и правда симпатичный, — мурлыкнула Жюли.

— Тьфу ты! — я в сердцах едва не смахнула собственный бокал. Хмм, кажется, это уже не мохито. Мартини с соком?

— Он меня ненавидит. И взаимно, между прочим. Просил не попадаться ему на глаза.

— От любви до ненависти... — протянула Жюли.

— Да что вы понимаете! В конце концов, он ученый. С этой братией я вообще нее связываюсь. Если бы он узнал, кто я такая — да он бы меня на опыты пустил.

— Мда?

— Зуб даю. Был у меня... один опыт.

[1] Lavette (фр.) – буквально переводится как «тряпка для мытья посуды». В разговорной речи – рохля, неудачник.

[2] Непереводимая игра слов.

[3] Непереводимая игра слов

5. История четвертая, зубодробительная

Я точно знала, что это — моя судьба. Влюбилась я практически с первого взгляда. Ну как — с первого...

Вообще-то в кабинет я зашла, глядя в пол, так что видела преимущественно его ботинки и краешек брюк. А в кресло усаживалась, зажмурившись.

И вот не надо только смеяться, но да. Я считаю, что смотреть в глаза своему стоматологу — это практически как смерти в глаза, только немножко страшнее. Самую малость.

С зубами я, как все в моем роду, мучалась всю жизнь. Нет, они, зубы, вполне у меня ровные и даже белые, но кариес, флюс, пульпит и прочие нехорошие слова — это мое проклятие, почти как то самое, родовое. Сейчас, к примеру, у меня имелся в наличии зуб с вылетевшей пломбой, еще один просто дырявый и один коренной отсутствовал вовсе. Раньше мои родственницы вообще вечно беззубыми ходили. Заболит зуб — его и выдирали, а что делать. Лет через десять на его месте вырастал новый, но к тому времени выдернуть приходилось примерно половину остальных зубов, так что во рту все время получалась какая-нибудь недостача. Сейчас-то мне хорошо, есть дантисты и пломбы, только вот ходить мне к зубным врачам приходится чуть чаще, чем нормальному человеку. Ну то есть надо бы чуть чаще, но я хожу чуть реже, а решаюсь обычно, только когда вовсе все становится плохо. Когда встреча со страшным человеком с бормашиной в руках уже пугает несколько меньше просто потому, что третий день сидишь на обезболивающих и мало что соображаешь.

В общем, я хотела сказать, что человек в белом халате и с бормашиной — это кошмар моей жизни. И да, я знаю, что теперь все делают практически безболезненно, но это не значит, что я могу перестать бояться. Этот страх — уже из области иррационального. Н-да, наверное, забавно, что об иррациональном рассуждает кто-то вроде меня.

В тот момент забавно мне точно не было. Я выпила с утра рекордную дозу обезболивающих таблеток, от которых в голове стоял мутный туман, а еще долго и нудно полоскала рот настойкой шалфея из бабкиных запасов, но не помогало уже ничего. И все равно было жутко страшно. И зуб, мерзавец, все равно болел.

В кресле сидела, опустив голову и разглядывая носки ботинок своего будущего мучителя. Отличные ботинки, кстати, кожаные, коричневые, на шнуровке.