Он валялся на кровати, лежа на спине, вытянув ноги и расслабив все конечности. Этакое сумеречное состояние перед засыпанием, которое должно снимать усталость и приносить ментальное расслабление. Но только не сегодня. Сон не шел. События последних дней плясали перед глазами. Оставаясь один, он погружался в состояние загребущей тоски. Хуже не бывает – дико устал, а уснуть не можешь.

Он не заметил, как задремал, но через два часа проснулся. Пошатался в рваных трениках по квартире, изучил содержимое холодильника. Из еды там была лишь початая бутылка клюквенной настойки. Для начала сойдет, подумал Вадим. Чтобы усилить свой меланхолический настрой, он взял телефон, прикинул, какое время дня сейчас в Сибири, и позвонил Маринке.

– Папуля, ты знаешь, сколько сейчас времени? – зашипела дочь.

– А что такое? – испугался Вадим, снова прибавляя к текущему времени три часа. – Вроде день. Пятница…

– Вот именно, я еще в школе… Если не помнишь, я иногда посещаю это исправительное заведение, учусь в предпоследнем классе…

– Черт, извини, Мариш… Подожди, – вдруг сообразил он, – сейчас август, какая школа?

– Ага, попался! – рассмеялась Маринка. – Ладно, папуля, расслабься, я пошутила. Все в порядке, сидим с пацанами за гаражами, они недавно освободились, пивасика дернули, марихуану покурили, а то без нее, знаешь ли, ощущения во время секса не те.

Он уже научился в общении с ребенком лишний раз не вздрагивать. Нормальное начало разговора. Протестные настроения бывают не только в обществе, но и у собственных детей. Впрочем, общество понятно против чего протестует, а вот детям чего надо?

– А серьезно?

– Лежу на диване, смотрю какую-то муть по телевизору, – вздохнула Маринка. – Говорят, сегодня последний теплый день в этом странном городе. Через час придет Танька, пойдем на пляж, пока его снегом не засыпало.

Этот город действительно был странный. Бесконечный, разнородный, в чем-то приличный, продвинутый, в чем-то ужасный и недоразвитый. Центр всего, что только можно представить за Уралом. Город с собственным нервом, с раздутым самомнением, с жителями, которые любят и ненавидят его с одинаковой страстью. Город невыносимого климата, в котором никто не удивлен, когда за неделю сменяются все четыре времени года.

– Что у тебя нового, Мариша?

– Папуль, ну, абсолютно ничего нового. Тоска смертная. Пойти некуда и не с кем – все разъехались, кто в Крым, кто в Таиланд…

– Мариша, ты же знаешь, меня раздражает, когда ты называешь меня папулей…

– А как тебя называть? – удивилась не очень-то воспитанная дочь. – Папахен? Папик? Мне кажется, последнее – немного из другой области.

– Совсем из другой области, – рассмеялся Вадим. – Ладно, Мариша, я рад, что у тебя все в порядке. Как там тетя Люда?

– А что ей сделается, – фыркнула дочь. – У тети Люды дача в Матвеевке, и этим все сказано. Других слов с мая по октябрь она не знает. Дача, дача, дача…

– Да, я в курсе, тебя тошнит от этих слов. Могла бы хоть иногда ей помогать. Когда-нибудь ты, Мариша, узнаешь, что в жизни существуют и более ужасные слова.

– Ну, да, имеются догадки, – ухмыльнулась дочь, – не такая уж я тупая. Как ты там, папа, в своей голодной дремучей Москве?

– Все хорошо, работаю. Со смены пришел, разрешили немного отдохнуть.

– Жену не подобрал себе еще?

– У меня уже была жена, Мариша. Не уверен, что появится другая.

– Ой, не зарекайся. Весь в поиске там, поди… Слушай, в Интернете пишут про «вежливых зеленых человечков», отжавших у Украины Крым. Одним из них был не ты, случайно?

– Гм, Маришка… – Телефонные разговоры майора спецназа, естественно, не прослушивались, но этой девчонке пора бы начать соображать, где говорить, а где молчать.