Наступило молчание.

– Слова, – наконец произнес хозяин, – хуже пуль. Вы никогда не угадаете, куда они попадут.

– Как насчет истории? – упорствовал Бирн.

– Эту историю я мог бы рассказать перед смертью своему сыну, – объявил Хэнк.

– Звучит многообещающе.

– Но я не расскажу ее никому другому.

– В самом деле?

– История о человеке, лошади и собаке! Невероятный человек, невероятная лошадь и собака-волк… – Дуайт снова замолчал и сердито взглянул на ученого. Он, казалось, разрывался на части между желанием поведать историю и страхом перед последствиями. – Я знаю, – проговорил Хэнк, – потому что сам все видел. Я видел… – Он смотрел вдаль, словно прикидывая в уме, какую часть тайны все же можно без опаски доверить чужаку. – Я видел лошадь, понимающую человеческую речь, как мы с тобой, а то и лучше. Я слышал человека, свистевшего не хуже певчей птицы. Да, и это правда. Ты только представь орла, способного убить любого между небом и землей, к тому же умеющего петь. Вот так он насвистывал. Ты радовался, слыша пение, но сразу же проверял свой револьвер. Он свистел негромко, но звук разносился очень далеко, словно спускался откуда-то сверху.

– Так свистел странный человек из вашей истории? – уточнил Бирн, наклоняясь к хозяину.

– Человек из истории? – отозвался Хэнк потеплевшим голосом. – Приятель, если он не настоящий человек, то я призрак. Немало баламутов в Элкхеде получали раны, когда он здесь появлялся.

– А, бандит, человек вне закона? – поинтересовался доктор.

– Послушай меня, сынок. – Хозяин ткнул указательным пальцем во впалую грудь Бирна. – О многих вещах ты знаешь ровно столько, сколько видишь. Часто даже сам не знаешь, как много. Иногда это тебя касается, но чаще – нет. – И Дуайт выразительно заключил: – Слова хуже пуль!

– Ладно, – задумчиво произнес Бирн. – Попробую задать вопрос девушке. Настоятельной потребности нет.

– Спросить девушку? Спросить ее? – с ужасом повторил хозяин. Он с трудом сдерживался. – Впрочем, это твое дело.

Хэнк Дуайт исчез в дверях, а доктора вывел из раздумья голос девушки. Что-то в нем встревожило Бирна. В этом низком, спокойном и музыкальном голосе отсутствовала гнусавая грубость скотоводов. Кети говорила словно пела. Рэндалл обернулся и увидел, что она сидит на высокой пегой лошади. Рядом стояла чалая кобыла. Бирн вышел. Девушка бросила поводья на шею чалой и привязала саквояж доктора позади своего седла.

– У вас не будет никаких проблем с этой кобылой, – заверила Кети.

Однако, когда Бирн приблизился, лошадь прижала уши и сердито захрапела.

– Постойте! – воскликнула Кети. – Подходите слева, а не справа.

Рэндалл услышал насмешку в ее голосе, но лицо его новой знакомой оставалось серьезным. Стиснув зубы, он подошел с левой стороны.

– Обратите внимание, что я принял ваши слова в их буквальном значении, – сообщил Бирн, ставя ногу в стремя и осторожно садясь в седло. Кобыла стояла как скала. Устроившись, доктор вытер выступивший на лбу пот. – Я вполне убежден, – заметил он, – что это животное отличается необыкновенным умом. Все, возможно, будет хорошо!

– Не сомневаюсь, – серьезно ответила девушка. – А теперь поехали.

И лошади пошли рысью. Чалая кобыла скакала очень мягко, приподымая с каждым шагом седока на несколько дюймов, – верный признак хорошей верховой лошади; никто никогда не оседлает лошадь с действительно ровным шагом. Шляпа доктора Бирна начала съезжать на правый глаз, а очки на левое ухо. Он ощутил необыкновенную легкость в животе и тяжесть на сердце.

– Р-р-рысь… – обратился было Рэндалл к своей спутнице, – ч-ч-чертов…