Мэтьюз мурлыкал, рассматривая рубашку Стрэнна, мурлыкал, когда доставал из сумки бинт и вату. (Вдобавок к профессии шерифа, шулера, рудокопа и ковбоя, толстяк еще располагал и талантом врача.) Заинтересованные ковбои столпились вокруг. По указанию шерифа кто-то принес воду, остальные подняли и перевернули Джерри, пока Мэтьюз делал перевязку. Парень не приходил в сознание. Толстяк начал перемежать мурлыканье репликами.

– В тебя стреляли спереди, моя прелесть, верно? – проговорил он и начал мурлыкать, обматывая бинтом грудную клетку раненого: – Милой Аделине, моей Аделине подарю ночью сердце свое… Куда смотрел Джерри, когда его подстрелили? – спросил Толстяк. – О'Брайен, может, ты видел?

Бармен откашлялся.

– Я ничего не видел, – спокойно отозвался он и стал протирать стойку, без того отполированную до блеска.

– Ладно, – пробормотал Мэтьюз. – Все эти птички получают свое. А Джерри даже несколько запоздал. Лью, ты видел?

– Да.

– Какой-нибудь пьяный громила?

Лью нагнулся к уху стоявшего на коленях Толстяка и коротко что-то прошептал. Мэтьюз широко открыл глаза и принялся ругаться до тех пор, пока одышка снова не заставила его замурлыкать.

– Выстрелил ему в лицо? – выдохнул он наконец.

– Джерри уже достал свой револьвер, прежде чем чужак пошевелился, – заявил Лью.

– Это невозможно, – выдавил Толстяк и спокойно продолжал напевать: – Всегда в мечтах твое лицо… – Мэтьюз быстро добавил, закончив перевязку: – Куда он пошел?

– Никуда, – ответил Лью, – он только что вышел.

Мэтьюз снова выругался, а затем сообщил:

– Похоже на самозащиту, верно?

О'Брайен перегнулся через стойку.

– Послушай, Толстяк, – серьезно сказал он. – В этом нет сомнений. Джерри первым начал. Он пытался пристрелить волка, принадлежавшего этому парню Барри.

– Волка? – перебил шериф.

– Собаку, полагаю, – уточнил бармен. – Не знаю. Как бы то ни было, Джерри сам виноват. Этот Барри просто закончил дело. Я думаю, парня не стоит арестовывать. Или ты хочешь подержать его здесь для Мака Стрэнна?

– Такова моя работа, – проворчал блюститель порядка. – Эй, ребята, возьмите Джерри и отнесите его в комнату. Через минуту я поднимусь.

Пока выполнялись его указания, Мэтьюз тяжело протопал через зал и вышел на улицу. Там он увидел только одного человека – седлавшего черного коня. Толстяк направился к нему, но огромная черная собака, появившаяся неизвестно откуда, преградила дорогу. Пес молчал, но зубы и глаза выглядели достаточно красноречиво, чтобы остановить любого храбреца.

– Вы Барри? – спросил Мэтьюз.

– Да, так меня зовут. Иди сюда, Барт.

Большая собака отступила, но глаз с Толстяка не спускала. Мэтьюз осторожно приблизился к всаднику. Совершенно очевидно, что тот не торопился уезжать.

– Барри, – начал Толстяк, – не пытайся сыграть со мной шутку, когда я назову тебе свое имя. Я не собираюсь причинять тебе вреда. Но меня зовут Мэтьюз. И… – Он отвернул лацкан жилета, чтобы Барри смог увидеть блестящую звезду. Тем временем его маленькие бусинки-глаза изучали чужака с настоящим птичьим вниманием. Всадник не пошевелился. Теперь Мэтьюз разглядывал женственное изящество Барри, большие безмятежные глаза. Он подошел ближе и доверительно положил руку на луку седла. – Сынок, я слышал, что ты играл честно. Ну и я знаю Стрэнна и его характер. Он, безусловно, не прав. В этом нет сомнений, и если я тебя задержу, будет доказано, что ты только защищался. Поэтому я не собираюсь тебя арестовывать. Ты свободен. Но имей в виду, уезжай отсюда – слышишь? – скачи на север от «Трех «Б». У тебя