Посетитель был явно не из простых: грамотная речь выдавала в нем человека образованного. Но зачем их оперировать? Может, хирург ослышался? Что он имел в виду…

– Покажите, – велел доктор.

Мальчик задрал майку, мужчина расстегнул рубашку, поднял правую руку над головой; оба действовали проворно, как лавочники, демонстрирующие покупателю свой товар. В боку у мужчины зияла рана, побелевшие края ее разошлись, точно губы, замершие на полуфразе. Хирургу даже показалось, что из раны торчат кости. У мальчишки распух живот. Слева, под ребрами, распахнулся крестообразный разрез с загнутыми вверх краями. Женщина размотала наконец длинную шаль. Не может такого быть, подумал хирург. Померещилось, не иначе. У женщины рассечена шея – но ведь это, скорее всего, обман зрения? Или в ране действительно виднеются мышцы? А там еще что такое? Неужто и правда гортань?

И при всем при том ни капли крови, даже на шее. Никак, эти мошенники его дурачат? Откуда они вообще взялись?

Краем глаза хирург заметил какое-то движение. Аптекарь вздрогнула и застыла, точно на нее столбняк нашел. Он и забыл, что она все еще здесь. Мужчина с резаной раной в боку подскочил к ней сзади, одной рукой схватил за запястья, другой зажал девушке рот. Аптекарь принялась вырываться: совсем худышка, но нападавший никак не мог с ней справиться, морщась, выкручивал ей руки, наконец прижал спиной к своей груди, так что девушка не могла пошевелиться.

Воздух словно загустел, стал вязким. Хирург с силой проталкивался вперед, пытаясь добраться до аптекаря. Нечаянно задел рукой лежавшие на столе книги, и они упали на пол. Женщина со страшной раной на шее преградила ему дорогу, схватила за руку, прижала палец к губам.

– Ради бога, доктор-сагиб, ради бога, – произнес мужчина, – клянусь, я не причиню вам вреда. Мы порядочные люди. Нам просто нужна ваша помощь.

– Что… – начал было хирург, но осекся, не сумев подобрать слов. Он молча смотрел, как по знаку мужчины мальчишка бросился к окну, захлопнул раму, опустил шпингалет, закрыл дверь на засов, смотрел, как женщина подошла к аптекарю, погладила по щеке, зашептала: умоляю, сестра, только не кричи.

Они его не дурачили. При виде женщины аптекарь выгнулась, точно лук, удерживавший ее мужчина пошатнулся и отступил на шаг, чтобы не дать ей вырваться. Аптекарь во все глаза таращилась на горло женщины. Хирург почувствовал, как мышцы его шеи завязываются узлом, того и гляди вырвут нервы из черепа. Он оперся ладонью на прохладное стекло, закрывавшее столешницу.

Мужчина с прорехой в боку открыл рот, но, если что и сказал, хирург не слышал ни слова. Женщина замолчала: она, должно быть, поняла, какое впечатление производят ее раны, а потому снова укутала горло шалью.

Хирург лихорадочно озирался. Можно ли использовать ручку как оружие, достаточно ли острое перо, не сломается ли? Ручка валялась на полу; перо отломилось. На плитках брызги чернил. Что еще? В ящике стола вроде были ножницы, но это надо рыться, искать.

Он вцепился в край стола, навалился на него:

– В чем дело? Что происходит?

Пришельцы стояли, как восковые фигуры. Женщина с мальчиком обернулись к мужчине; тот открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег. Аптекарь перестала вырываться, обмякла, привалилась к нему спиной, зажмурилась и тяжело дышала. Мужчина закрыл глаза и вздохнул, словно собираясь с силами перед рывком.

– Я учитель, доктор-сагиб. А это моя жена и сын. Мы никогда и мухи не обидели. И всего лишь хотим жить спокойно.

– Мы были на ярмарке неподалеку от нашей деревни, – сказал мужчина, назвавший себя учителем. – Ушли оттуда уже на закате. На улице было темно. Лампы в фонарях перегорели. Тогда я не придал этому значения, даже не посмотрел по сторонам. Как же горько я теперь об этом жалею!