– Ты совершаешь ошибку, – холодно сообщает он.

– Ага, не переживай за меня. Справлюсь.

Он методично изучает документы, не убирая телефон. Все верно: переуступка прав на доли, ничего лишнего. И отодвигает стопку документов, не подписав.

– Для начала я хочу услышать Анну, – холодно говорит он. – Прямо сейчас. Если ее нет рядом, это твои проблемы, Туманов.

14. Глава 14

– Твой дружок поговорить хочет! Соскучился! – Туманов ржет, и подсовывает трубку под черный мешок, который так и не сняли с моей головы.

От руки пахнет бензином, словно недавно он заправлял авто.

– Алло? – выдыхаю я.

Меня трясет от холода и выходит довольно жалко.

– Ну, вы хотя бы живы, – замечает Марк.

Никой сентиментальности, никакой жалости. Он скорее удручен и зол, чем проявляет сочувствие. Но я безумно рада его слышать. Если он позвонил, есть шанс, что вытащит.

Даже несмотря на то, что назначил меня «трофеем на одну ночь».

– Господин Романов! – язык заплетается от холода и страха. – Простите, пожалуйста, что так получилось, но… Помогите мне.

Пауза.

Молить его – все равно умолять каменный столб.

– Сможете потерпеть несколько часов?

– Да, – я сглатываю.

– Держитесь.

Туманов убирает трубку, со смехом говорит:

– Убедился? Да не ссы, отпущу ее, – и, кажется, отключается и смотрит на меня.

Потому что за этим следует оценивающая пауза. Как жаль, что ничего не видно.

– Зацепила ты его, – задумчиво сообщает Туманов, уже без смеха. – Сильно зацепила.

Я дрожу, поджав ноги.

В этом я сильно сомневаюсь: когда женщина цепляет, у нее не спрашивают, сможет ли она еще посидеть в плену немного. Ее спасают любой ценой.

– Босс тебе сказал, что Романовым он стал только в двадцать, когда вышел из колонии? До этого у него была фамилия его отца-уголовника Головина. Пошел по его стопам.

– Что? – удивленно переспрашиваю я.

Романов и отец-уголовник? Я думала, у него богатые родители и минимум Гарвард за спиной.

– Он отсидел за кражу. Теперь тщательно это скрывает и боится, как бы что не всплыло. Ты ему передай, что я все знаю. Начнет хитрить, как он любит – все всплывет наружу. Поняла?

– Поняла, – сдавленно отвечаю я.

– Ну все, красотка, до встречи, – говорит он.

Я слышу шаги.

– Отпустите меня… – дрожащим голосом прошу я. – Вы же уже поговорили с Романовым…

Он не останавливается.

Даже шаг не замедлил, сволочь – значит, не сомневается в поступке.

– Когда выйду, мешок можешь снять, – разрешает он, ржет, словно анекдот услышал, и захлопывает дверь.

Он же должен был отпустить меня!

Срываю с головы мешок, и испуганно озираюсь.

Дверь запирают с другой стороны. Я медлю секунду и слышу удаляющиеся по коридору гулкие шаги.

– Стойте! – бросаюсь на дверь, но шаги стихают.

Где я оказалась?

Оглядываюсь. Это маленькая комната – буквально два на два метра, но с очень высоким потолком. Не меньше трех метров, если не больше. Я такие только в старых домах видела.

Запрокидываю голову.

По периметру потолка остатки старинной лепнины. В центре – лампа на длинном шнуре. Покрашенный коричневой краской пол ободран. Пахнет помойкой, старой макулатурой и тряпками. В углу полуторалитровая бутылка с водой и одеяло. Моей сумки нигде нет. На стенах старые обои, местами содранные и в дыры выглядывают газеты. Подхожу, чтобы прочесть: пятидесятые, шестидесятые… Бог мой, в этом месте сто лет никто не был!

В панике дергаю дверь – не поддается. Похоже заперто снаружи на навесной замок.

– Помогите! Кто-нибудь!

Тишина в ответ, только раздаются шорохи из-под пола. Только мышей мне не хватало. Набрасываю на плечи одеяло, потому что здесь холодно, как бывает только в домах с толстыми стенами. Кажется, еще и полуподвал, потому что окон я не вижу. Только под потолком небольшое, похожее на люк.