Развесил полуночный мрак.
Вино остывает, бессилье
Уйти не желает никак.
В стаканах вино умолкает,
И песни уже не слышны.
Последняя капля стекает,
Сверкая осколком луны.
Приходит, как божий посланник,
Исчезнувший официант:
– Ах вы, очарованный странник,
На сон у вас мощный талант!
Плачу ей за шутку по счёту
И тычусь, как мальчик, в плечо!
И в губы целую кого-то,
И что-то шепчу горячо.
Казанлык
Август. Полдень. Болгария.
Розы так и кипят.
Раны рваные старые
Разболелись опять.
Что-то холодно-голодно
И ни капли тепла.
Ты из этого города
Торопливо ушла.
Я и к этой поспешности
Незаметно привык.
В моей грусти и нежности
Утонул Казанлык.
Комета Галлея
Ни о чём на свете не жалею,
Если от Земли за пару вёрст
Мчит во мгле безумная Галлея,
Глаз небесный и сестра всех звёзд!
Как же мы светлы и вдохновенны!
Как горят огнём её глаза!
Друг на друга смотрим откровенно,
И уйти от этого нельзя.
И стоим под небом, славословим:
– Вот такой и нам бы в души свет!
Может, мы единые по крови,
Просто не видались много лет?
Тот, кто светел, тот и не заметен,
Больно оступается в пути.
Но комета каждому посветит
И своей дорогой улетит.
Будем жить и в кровь сбивать колени
И по новой шишки набивать.
Жаль, и людям новых поколений
Без войны на свете не бывать!
Улетает в облака из серы,
В облака из сказочного льда,
Гордая, горячая без меры,
И не возвратится никогда.
Пусть потом судачат астрономы,
Сколько там борозд в её ядре,
Как же ей без нас живётся дома,
Как одной ей спится на заре?
Не вернётся, а могла бы славу
И бессмертье с нами обрести.
Может, астрономы и не правы
В том, что сбилась с нужного пути.
Да, у нас всегда тепло и чисто,
Не в пример блуждающим во мгле.
Лишь она, безумна, и лучиста,
Жить могла бы с нами на Земле.
У кометы обгорели руки,
Волосы на лбу опалены.
Как переживёт она разлуку,
Как не побоится тишины!
Что ей наши улицы и скверы
С именем её? Ей всё равно.
Но комета не живёт без веры,
Без неё пропала бы давно.
Видно, у неё своя дорога,
И своя счастливая звезда,
И она за пазухой у Бога
В небесах не сгинет никогда.
Сбережёт и не допустит краха,
Дальше свет в ладонях понесёт.
И слепой какой-нибудь от страха
Вдруг прозреет, встанет и пойдёт.
И комета с массой многотонной
Станет хоть кому-нибудь судьбой.
И заплачет, как перед иконой,
Счастьем переполненный слепой.
Крест
Дожил до возраста Христа.
Мой крест и светлый, и зелёный.
А кто-то вновь сошёл с креста
И улыбается влюблённым.
А на кресте скопленье гнёзд,
Благодарящих небо пташек,
И облепивших на ночь звёзд,
Во тьме дрожащих без рубашек.
К нему лесник не приходил,
Чтоб, как и дерево, отметить.
Никто креста не повредил,
А, значит, некому ответить…
Я так привык к своей жене,
К её молчанию глухому,
Что иногда казалось мне,
Что это смерть идёт по дому.
Почти безвольная, она,
В себе всё чаще замыкалась.
А я не понял, что жена
От прошлой жизни отрекалась.
Но осознал однажды я,
Из крепости моей сбегая,
Выходит не жена моя,
А женщина совсем другая.
Так стало в комнате светло!
И всё, что в ней плохого было,
Её лицо в тот миг сожгло,
Весь мрак прошедший ослепило.
А я стою и невдомёк,
Что я прощён её губами.
Что я уже насквозь промок
Её солёными слезами…
Я вышиб дверь, побрёл к кресту,
И до того мне было дико,
Что вкусно пахнет за версту
И пламенеет земляника.
Тропинкой белою бреду,
А почему? И сам не знаю!
Свою последнюю беду
Из сердца с болью выгоняю.
Я убираю крест в лесу,
Не разоряя птичьи гнёзда.
И на деревья их несу,
Пока сберечь ещё не поздно.
Всхожу на холм, весь день точу
Топор последний на природе.
– Эй, где вы, плотники? – кричу.
И вот они уже приходят.
Вот подойдут, и я пойму,
Куда ведёт дорожка эта.