Бобби улыбнулся.
– Умница, – сказал он. Во рту у него блеснул золотой зуб, который иногда делал его похожим на сутенера.
– Метц не проводил такие анализы, – сказал Рич. – И тебе не нужно. Нам этот тест тоже без надобности. У нас и так уже есть кое-какие зацепки, о которых мы просто помалкиваем.
Робин заметила, что Бобби с удивлением покосился на Рича. Если и были какие-то зацепки, молодой напарник о них, видимо, ничего не знал…
Робин скрестила руки на груди.
– Не хочешь ли ты сказать, что тебе просто не нужны другие зацепки? Если у нашего парня имеется синдром Клайнфельтера, он может стесняться своего пола или, возможно, проявлять необычные сексуальные наклонности. Вы могли бы поискать в смешанных гендерных группах или…
– Занимайся своим делом, – отрезал Верде. – Тебе платят за то, чтобы ты копалась в трупах, а не за расследование убийств. Это дело оставь нам, детективам. Сделай то, о чем тебя просят. Бобби, идем отсюда!
Он вышел из кабинета. Его напарник закатил глаза и улыбнулся, словно извиняясь за грубость старшего товарища.
Робин проводила их взглядом, вращаясь в кресле. Как все-таки странно – почему это Рич не хочет рыть землю и обшаривать каждый угол, чтобы раскрыть это страшное убийство? Возможно, ей вообще не стоило задавать – ни себе, ни кому бы то ни было – такой вопрос. За спиной у Верде стояла шеф Зоу, и кое в чем он был все-таки прав: расследование преступлений не входило в ее компетенцию. Поэтому здесь Рич Верде, возможно, и заткнул ей рот, но, с другой стороны, он не являлся ее боссом. Как, впрочем, и Зоу. Они могли что-то предложить, о чем-то попросить, но не могли сказать ей, какие именно тесты нужно проводить, а какие нет.
Для теста на кариотип Робин могла бы использовать новый аппарат «РапСкан» – достаточно было лишь загрузить образцы ДНК в картриджи. Процесс занимал приблизительно пятнадцать минут и был полностью автоматизирован – для обработки требовалось несколько часов. Робин собиралась запустить тест, а затем забрать домой всю работу, которую следовало закончить к утру.
Завтра утром она получит результаты теста на кариотип…
Художник и его рисунок
Рекс рисовал. Он хорошо умел рисовать и знал об этом. Госпожа Эванс, преподаватель рисования в школе «Галилео», говорила, что у него есть задатки. Никто ничего подобного ему никогда не говорил. С тех пор, как умер отец, – никогда и никто.
Однако свои лучшие рисунки он госпоже Эванс не показывал. Те, на которых есть пистолеты, ножи, цепные пилы, веревки – и им подобные вещи. Она видела некоторые из тех рисунков и сильно рассердилась, поэтому Рекс держал их при себе.
Теперь он знал, что другим детям и подросткам тоже нельзя показывать эти картины. Никогда, иначе ублюдки из «БойКо» совсем замучают его.
Но если они еще раз попытаются наброситься на него, с ними уже не будет ненавистного Оскара Вуди.
Поскольку Оскар Вуди мертв.
Рекс сделал очень много рисунков. Даже нарисовал одно из странных лиц, которые видел во сне. Этот рисунок вместе с остальными он повесил на стене и подписал именем, которое чаще других слышал в своих снах: Слай.
Рекс продолжал рисовать. Его карандаш очертил овал головы, затем глаз, контуры носа. Он увлекся, добавляя новые линии и штриховку. Постепенно лицо становилось узнаваемым.
Скрежет карандаша о бумагу становился все громче. Появились очертания туловища. Потом была нарисована цепная пила. Потом – брызги крови.