Его снова похлопали по плечу.

– Клаузер!

Это был голос капитана Шэрроу. Брайан заморгал и очнулся.

– Клаузер, здесь не место для сна.

Проклятье… Выходит, он заснул за столом.

– Простите, капитан.

Джесси Шэрроу неодобрительно покосился на него. Белые волосы и густые белые брови лишь подчеркивали его угрюмый взгляд. Брайан начал вставать; едва приподнявшись, он ощутил ноющие боли в мышцах и костях и снова бессильно упал в кресло.

– Боже милостивый, – проговорил Шэрроу. – Вытри-ка свой подбородок…

Брайан потрогал щеки: что-то мерзкое и липкое. Ничего не скажешь: представил себя перед боссом в самом выгодном свете… Он вытер слюну.

Шэрроу указал на кучу бумаг на столе Брайана:

– Перепечатай это.

Слюна, как назло, просочилась и на отчет Брайана…

– Простите, – растерянно проговорил тот.

– Отправляйся-ка домой, инспектор Клаузер. Ты совершаешь большую глупость, болтаясь здесь и разнося повсюду свои микробы. Хочешь весь отдел уложить наповал?

– А я ни с кем… не общался, капитан. За исключением вас, естественно.

– Все, уноси отсюда свою задницу, – сказал Шэрроу. – Ты сейчас настолько уродлив, что даже моя благоверная рядом с тобою выглядит красоткой. Тебе это хоть о чем-нибудь говорит?

– Конечно, конечно.

Нагнувшись к Брайану, Шэрроу сердито проворчал:

– Вот что, Клаузер, не говори плохо о моей жене.

– Да-да, капитан.

– И, серьезно, отправляйся домой.

– Но, капитан, у меня еще не оформлены документы для комиссии по расследованию…

– Не трудись, это не стоит хлопот. Можешь отправить свой отчет по электронной почте. Я не хочу прикасаться ни к чему, до чего ты дотрагивался. В общем, чтобы через десять минут тебя здесь не было.

Шэрроу повернулся и удалился прочь.

Брайан уже четыре года не брал больничный. Но задремать за рабочим столом, пустить слюни на документы… Может быть, это и к лучшему, если он сейчас отправится домой. Положив обе руки на стол, Брайан оттолкнулся и встал, чувствуя, как надрывается каждый мускул.

На стол упала скомканная двадцатка.

Клаузер поднял взгляд. Ее швырнул Пукки.

– Возьми такси, – сказал он. – Я тебя не повезу.

– Не хочешь сажать больного парня в свою машину?

Пукки с отвращением выдохнул.

– Ты уже был в моей машине. Я не повезу тебя, потому что ты сказал, что хочешь пообщаться с Шэрроу, а не со мной. У меня, знаешь ли, тоже есть чувства.

– Прости, не хотел.

Пукки покачал головой.

– Мужчины. Все вы свиньи… Может быть, вместо такси лучше вызвать «Скорую»?

– Нет, я в порядке.

Брайан с трудом выбрался из своего кабинета и подошел к лифту. Чем скорее он заснет – в настоящей кровати, – тем лучше.

Редкий момент, когда она наконец-то дома и никто ее не беспокоит…

Воспользовавшись этими минутами, Робин сидела на диване и ничего не делала. Только почесывала ухо своей собаки Эммы. Голова Эммы покоилась на коленях у Робин.

Конечно, Эмме не разрешалось забираться на диван. Об этом знала собака, об этом знала и Робин, и все-таки ни та, ни другая ничего не могли с этим поделать. Робин в эти дни так редко бывала дома, что ей просто не хотелось препятствовать желанию шестидесятипятифунтового немецкого короткошерстного пойнтера быть к ней поближе. Робин медленно теребила черное ухо собаки. Эмма стонала от счастья, издавая урчание, очень похожее на кошачье мурлыканье.

Поскольку обязанностей у Робин прибавилось, увеличилось и ее время пребывания в морге. К счастью, ее сосед, Макс Бланкеншип, мог почти всегда выручить ее и позаботиться об Эмме, если Робин задерживалась на работе. Макс отводил Эмму к себе домой, где они играли с Билли, гигантским питбультерьером. Макс был мил, добр, умен, красив, чертовски сексуален, и к тому же у него был ключ от ее квартиры. В общем, прекрасный человек, если бы не одно маленькое «но»: «Большой Макс» был геем.