Тонкая, пульсирующая жилка на шее с запрокинутой золотой головкой. Трогательная и трепетная, как будто испуганная.
В этом освещении ее волосы похожи на темный каскад струящейся меди.
Под сильными, опытными мужскими руками тает нежное девичье тело. Мягкое, податливое, послушное. Ты только не уходи. Не останавливайся.
– Кшет…
– Рома…
– У тебя это впервые?
Пшеничные ресницы стыдливо прикрывают глаза, в то время как тело мягко и решительно подается ему навстречу. Распахивается. Раскрывается.
– Ты прекрасна.
– Правда?
Зачем тратить слова, когда можно действиями показать, как ты прекрасна. Восхитительно красивая. Невероятная.
– Ты не боишься?
– Тебя? Какой глупый… Нет.
Поцелуи. Легкие, как крылья бабочки.
– Я просыпаться боюсь.
– Ты не спишь, моя милая. Больше не спишь.
– Мой родной. Не дай только мне опять уснуть.
Сладкая, как мед. Как будто пришла из другого мира.
– Не дам.
Робкая улыбка, которая становится играющей. Смелой. Зовущей прильнуть к ней в долгом, очень долгом поцелуе.
– Никогда?
– Никогда.
Это хорошо. Это хорошо – все, что ты сейчас делаешь. Это – правильно. Так и надо.
Сплетаются руки. Тела. Судьбы.
Это не любовный поединок. Это доверие. Открытость. Распахнутость.
Нет больше двух судеб. Двух людей. Кто придумал так? Это же чудо. Это может существовать только в единстве. И сейчас… сейчас живет. Бьется. Дышит.
Что, если все, что до этого было, всего лишь сон? Страшный. Жестокий. Странный.
Зеленые или голубые глаза у любви?
У любви те глаза, из которых она смотрит.
Глава 4
Ты упала в мир –
Мир упал в тебя.
Раздвигай свой тир –
Принимай в себя!
(Агата Кристи)
Скованные одной цепью
Связанные одной целью…
(Nautilus Pompilius)
Назар перевел взгляд на орм – ничего себе, полчетвертого! Это он засиделся.
– Вижу, дарс Белый, вам не спится, как и мне. Правда, причина моей бессонницы куда более прозаична: артрит, знаете ли. Всегда суставы крутит, когда пролетаем метеоритные потоки или секторы с ярко выраженной магнитной активностью.
Назар хмуро отхлебнул из низкого стакана. Ну, вот что ему надо, а? Но все же заставил себя сделать приглашающий жест к стойке. И ведь сел, гад. Не постеснялся.
– Того же, что и у молодого человека, – кивнул стер Полонски роботу-бармену, слегка пригубил, удивленно посмотрел на Назара, но от комментариев воздержался. И на том спасибо.
Белый уже немного остыл. Даже стыдно стало, за свое раздражение на профессора. Как будто он виноват, что Ишма такая. Профессора… Психологии, между прочим. То есть, вот так, нежданно-негаданно в распоряжении Белого оказался психолог явно высокой квалификации, чьи рабочие часы стоят… Нормально стоят, наверно. На военное жалованье, пусть и майора ВССС такого себе не позволишь. У нас ведь как? Совет Альянса куда охотнее звания и награды раздает, чем галактические наты. А, учитывая, что за очередное звание надо ой как сильно … одно место, в общем, рвать, то вопрос натов, переводимых на счет, должен быть куда как понятен.
– Профессор…
– Смелее, дарс Белый. Я же психолог. Я вижу, Вас что-то гнетет. Хотели что-то спросить? Так спрашивайте. Тем более что я сам предложил. И скажу Вам просто по-дружески: мне сегодня скучно. И стыдно. Я не оправдал возложенных на меня надежд. Впрочем, обо мне мы еще успеем поговорить. Становлюсь, знаете ли, болтлив не к месту на старости лет. Итак, уважаемый дарс майор, о чем Вы хотели поговорить?
– Стер профессор, чего ей не хватает? Ну, что ей нужно?
– Ну, об адреналиновой зависимости Всадников, Вы, я так понимаю, прекрасно осведомлены.
– Так точно.
– Ну а о таком термине, как социопатия, надеюсь, слышали?