– Пока нет. Но могу высказать профессиональную точку зрения: ты оказался здесь неспроста.

– Неспроста? Я провалился сквозь треклятый купол!

– И это тоже. Успокойся, господин Ваймс. Ты немножко переутомился.

Метельщик вывел его из зала. Рядом оказалось конторское помещение, в котором царила напряженная, но тихая деятельность. На поцарапанных и потрепанных столах Ваймс увидел цилиндры, подобные тем, что были в зале. Некоторые из них медленно вращались.

– В нашем анк-морпоркском отделении всегда дел невпроворот, – пояснил Метельщик. – Пришлось скупить лавки по обеим сторонам улицы. – Он взял свиток с одного из столов, бегло просмотрел содержимое и, грустно вздохнув, бросил его обратно. – И все работают сверхурочно, – добавил он. – Мы сидим тут круглые сутки, а когда мы говорим «круглые сутки», уж поверь, так оно и есть.

– Но чем именно вы занимаетесь? – спросил Ваймс.

– Мы заботимся о том, чтобы события случались.

– А без вас они не случаются?

– Смотря какие. Мы исторические монахи, господин Ваймс. Мы приглядываем за тем, чтобы все происходило.

– Никогда не слышал о вас, хотя знаю город как свои пять пальцев, – заметил Ваймс.

– Верно, а как часто ты разглядываешь свои пять пальцев, господин Ваймс? Перестань ломать голову, мы в Глиняном переулке.

– Что? Вы те самые чокнутые монахи из странного, чужеземного вида здания между конторой ростовщика и дешевой лавчонкой? Те самые монахи, которые пляшут на улицах, стучат в барабаны и вопят всякую чушь?

– Молодец, господин Ваймс. Ты не поверишь, как незаметен может быть полоумный монах, вопящий всякую чушь и пляшущий под бой барабанов.

– Когда я был маленьким, почти вся моя одежда покупалась в той дешевой лавчонке в Глиняном переулке, – сказал Ваймс. – Все наши знакомые там одевались. А заправлял этой торговлей какой-то чужеземец с очень смешным именем…

– Брат Пей Мой Чай, – ответил Метельщик. – Не слишком просвещенный агент, но настоящий гений, когда дело касается третьесортного барахла.

– Рубашки, заношенные настолько, что просвечивают насквозь, и лоснящиеся, как стекло, штаны… – кивнул Ваймс. – К концу недели половина этих вещей возвращалась обратно к ростовщикам.

– Правильно, – согласился Метельщик. – Ты закладываешь свою одежду ростовщику, но никогда не покупаешь у него вещи, потому что существует Черта, которую нельзя переступать.

Ваймс кивнул. Чем ниже по лестнице, тем ближе ступени, тем условнее граница между ними, и боги знают, как женщины трясутся над тем, чтобы ненароком не очутиться ступенькой ниже. Простолюдинки в этом смысле ничуть не лучше герцогинь. Пусть у тебя почти ничего нет, но Черта есть всегда. Пусть одежда дешевая и старая, ее можно хотя бы выстирать. Пусть за твоей дверью нет ничего, на что могли бы позариться воры, зато твое крыльцо будет настолько чистым, что с него можно есть – если, конечно, у тебя вдруг появится что есть. И никто никогда не покупал одежду в ломбарде. Отступить от этого правила означало опуститься до самого дна. Нет, ты покупал одежду в сомнительной лавке господина Чая и никогда не спрашивал, где тот ее взял.

– На свою первую работу я пошел в костюме, купленном именно там, – сказал Ваймс. – Кажется, с тех пор прошла целая вечность.

– Нет, – возразил Метельщик. – Это случилось всего на прошлой неделе.

Тишина раздулась на всю комнату. Ее нарушало только тихое жужжание вращающихся цилиндров.

– Ты уже должен был сам обо всем догадаться, – наконец промолвил Метельщик.

– С чего бы? Бо́льшую часть времени я либо дрался, либо валялся в отключке, либо пытался вернуться домой! Хочешь сказать, я где-то там?!