В парке вовсю щебетали птицы, словно и не было никакой войны.

Марина встала с дивана, стараясь не разбудить Каплера. Она приоткрыла окно, не раздвинув шторы. В каморку сразу ворвался свежий утренний воздух вместе с вдохновенным, победным птичьим пересвистом. Марина разделась перед умывальником и мокрой салфеткой, зажав ее в запястьях, кое-как обмылась. Стараясь не шуметь, она было собралась помыть голову. Но тут проснулся Каплер.

Она к нему повернулась, как была, совершенно голая. Он лежал, опершись на локоть, будто рассеченный напополам лучом света, и молча улыбался. Выставив свои облезшие ладони, Марина возгласила:

– Алексей Яковлевич… Люся… Хочу вас обнять, но поглядите, какие у меня руки. К счастью, губы остались целы. Если вы не против, могу вас поцеловать.

Так они стали любовниками.

Они поселились в квартире Каплера. До войны его соседями были муж и жена, художники-декораторы с «Мосфильма». Они тоже эвакуировались в Алма-Ату. Во всех комнатах не было видно стен из-за эскизов декораций, фотографий, книжных полок. Квартиру загромождала странная, причудливая мебель.

Алексей Яковлевич добыл антисептики, чтобы вылечить Маринины язвы. Раны постепенно затягивались. Он ей раздобыл и одежду: платья, трусики, пуловеры, рубашки, комбинации, конечно, чулки, а также две шубы и зимнюю обувь. Все не новое, но вполне элегантное. Каплер объяснил, что приобрел эти сокровища с рук. Несколько его знакомых женщин за гроши распродавали свои тряпки перед эвакуацией. А некоторые из них уходили в армию.

Фронту требовались и женщины в качестве телефонисток, зенитчиц, иногда и диверсанток. Им, как и мужчинам, доставались гимнастерки и каски погибших солдат. Кое-кому удавалось разжиться плащ-палатками. Некоторые вместо касок надевали беретки.

Наступила осень. Западный ветер приносил дожди и далеко разносил орудийную канонаду. Теперь уже ни единый москвич не верил официальной пропаганде. В бесконечных очередях за хлебом горожане обменивались слухами один страшней другого. Женщины получали письма с фронта. Люди научились читать между строк. Чудовищные новости передавались из уст в уста. Вот уже фрицы взяли Тулу, разгромили советские войска под Вязьмой. Вот уже немцы в полусотне километров от Москвы. Еще немного, и возьмут в кольцо, как Ленинград! Обнаглевшие бомбардировщики теперь летали пониже, чтобы прицельно уничтожать огневые точки.

Улицы совсем опустели. Москвичи спасались кто как может: набивались в последние пароходики в городских портах, взбирались на крыши переполненных поездов… В общем, старались выбраться из Москвы любым способом.

Промозглая погода, угрюмые небеса еще больше нагнетали атмосферу ужаса, царившую в городе, рождали чувство неизбежной катастрофы. Дожди зарядили всерьез, началась распутица. Дороги превратились в болота. Солдаты брели по колено в жидкой грязи. В ней, случалось, целиком утопали гусеницы танков. Грузовики и газики застревали в лужах. Боевые действия немного замедлились, как вдруг затихает разгулявшийся вандал, чтобы перевести дух.

Все театры были закрыты. В Вахтанговский на Арбате попала бомба. Как-то раз Алексей Яковлевич сводил Марину в здание МХАТа. Парадная дверь была завалена мешками с песком, чтобы уберечь ее от взрывов. Кучка актеров что-то жарко обсуждала в фойе. Конечно же, ситуацию на фронте, скорый приход немцев.

Каплер вспылил. Уже заранее готовы поднять лапки?

Возвратившись домой, Каплер расчистил одну из соседских комнат. Потом несколькими предметами скупо обозначил декорацию «Клопа». Затем чуть торжественно вручил рукопись пьесы Марине со словами: