– А вы-то чего не спите? – спросил он ее.

– Я только что вышла. – Она чуть было не рассмеялась, но вовремя вспомнила грозного британца наверху.

– Привороженная руладой соловья? – продекламировал Эйб и сам же подтвердил: – Вот именно, руладой соловья. Вам этот деятель рукодельного кружка рассказал, какая история вышла?

Кампион возразил с достоинством:

– Я знаю только то, что слышал собственными ушами.

Он встал и быстрым шагом пошел прочь. Эйб сел возле Розмэри.

– Зачем вы с ним так резко?

– Разве резко? – удивился Эйб. – Хнычет тут все утро, надоел.

– Может быть, у него какая-то беда.

– Может быть.

– А что за разговор о дуэли? У кого, с кем? Когда мы поравнялись на дороге с их машиной, мне показалось, будто там происходит что-то странное. Но неужели это правда?

– Вообще это, конечно, бред собачий, но тем не менее правда.

– Ссора, оказывается, началась перед тем, как машина Эрла Брэди обогнала дайверовский лимузин, стоявший у обочины… – Ровный голос Эйба вливался в гулкую предутреннюю тишину. – Вайолет Маккиско стала рассказывать миссис Абрамс что-то про Дайверов, какое-то она там сделала наверху в доме открытие, которое прямо-таки ошеломило ее. А Томми, он за Дайверов готов любому перегрызть горло. Правда, эта Маккиско довольно противная особа, но дело не в этом, а в том, что чета Дайверов, именно чета Дайверов, занимает в жизни своих друзей особенное место, многие даже сами не вполне это сознают. Конечно, при таком отношении что-то теряется, иногда чувствуешь себя с ними так, будто сидишь в театре и смотришь на прелестную балетную пару, а балет – это зрелище, которое восхищает, но не волнует; но на самом деле все тут гораздо сложнее – в двух словах не объяснишь. Так или иначе Томми – один из тех, кто через Дика стал близок и к Николь, и чуть только Маккиско дала языку волю, он ее сразу осадил:

«Миссис Маккиско, будьте добры прекратить этот разговор».

«Я не с вами разговариваю», – возразила она.

«Все равно, я вас прошу Дайверов не касаться».

«А что, это такая святыня?»

«Оставьте Дайверов в покое, миссис Маккиско. Найдите себе другую тему».

Томми сидел на одном из откидных сидений. На другом сидел Кампион, от него я и узнал обо всем.

«А вы мне не указывайте», – озлилась Вайолет.

Вы знаете, как это бывает, когда люди ночью в машине возвращаются из гостей – кто-то переговаривается вполголоса, кто-то задумался о своем, кто-то дремлет от усталости. Вот и здесь – все только тогда опомнились, когда машина остановилась и Барбан закричал громовым голосом кавалерийского командира:

«Выходите из машины! До отеля не больше мили, дойдете пешком, а не дойдете – дотащат. Я больше не желаю слышать ни вашего голоса, ни голоса вашей жены!»

«Это насилие! – закричал Маккиско. – Вы пользуетесь тем, что физически я слабее вас. Но вам меня не запугать. Жаль, у нас не существует дуэльного кодекса».

Он забыл, что Томми – француз, в этом была его ошибка. Томми размахнулся и дал ему пощечину – тут шофер решил, что нужно ехать дальше. В эту минуту ваша машина и поравнялась с ними. Женщины, конечно, подняли визг. Вся эта кутерьма продолжалась до самого отеля.

Томми позвонил знакомому в Канн и попросил быть его секундантом. Маккиско не захотел брать в секунданты Кампиона – который, впрочем, к этому и не рвался, – а позвонил мне и, не вдаваясь в подробности, просил немедленно приехать сюда. Вайолет Маккиско сделалось дурно, миссис Абрамс увела ее к себе, напоила каплями, та благополучно уснула на ее кровати. Приехав и узнав, в чем дело, я попробовал урезонить Томми, но он требовал, чтобы Маккиско принес ему извинения, а Маккиско расхрабрился и извиниться не пожелал.