- Нет. Наоборот, всё замечательно. Онкоклетки не обнаружены. - Сухо улыбается он и задаёт Вадику несколько вопросов о самочувствии. Только их я уже не слышу. Мне кажется, что я не сижу крепко пятой точкой на стуле, а парю где-то под потолком, на выросших от счастья крылышках.

- Ань! Иди сюда! - возвращает меня к реальности полный облегчения голос Вадьки. Ловлю себя на том, что уже несколько минут сижу, уткнувшись в вечернюю синеву за окном, разбавленную торопящимися куда-то хлопьями снега, и глупо улыбаюсь. Срываюсь с места и лечу в его объятия. Тёплые, родные, раскрытые. Для меня. 

- Вот видишь! Я же говорила... Я же говорила... - шепчу я и снова реву. На этот раз от счастья. 

- Варламов, перевязка! - бездушным голосом объявляет всё та же рыжая медсестра и вкатывает в палату противно гремящую металлическими инструментами тележку.

- Вадим, я спущусь вниз, в кафе. Тебе что-нибудь купить? - боюсь смотреть, что у него там, на спине да и радостная новость послужила неплохим стимулятором аппетита. Только теперь, к шести вечера я ощутила себя живым человеком, который умирает, как хочет есть.

 

*  *  *

- Вадечка, я так переживала, дорогой! Весь день себе места не находила. Сейчас поговорила с твоим врачом, он планирует выписку уже через три дня, - льётся чья-то сладкая песня из-за двери. И этот, приторный, журчащий речейком голос, бьёт по моим барабанным перепонкам, как волны цунами.

- Я уже в курсе, Стелл, - тихо отзывается Вадим.

Никогда не подслушивала за дверью. Презирала это дело. Но сейчас замираю, чуть коснувшись круглой дверной ручки кончиками пальцев. 

- Ну вот и отлично! Тогда на новогодних праздниках встречаемся с моими родителями, как и запланировали. Маме так не терпится с тобой познакомиться! Каждый день звонит. Вся горит от нетерпения поскорее увидеть наш новый дом! 

Каждая её фраза тянет меня за какую-то невидимую ниточку внутри, заставляя содрогаться. Но последние три реплики отправляют сердце в нокаут. Выдирают его с корнем и кидают на идеально чистый кафельный пол. Сжимаю дверную ручку до боли в запястье. Представляю, что это голова этой самой Стеллы и дёргаю на себя.

- Добрый вечер, - выдаю чуть живым голосом и ставлю купленную для Вадима бутылку минералки на стол. - И до свидания! Мне пора. Поздравляю с наступающим!

Хватаю свою сумку, попутно оценивая изящную особь из семейства кошачьих, что заботливо прикрывает Вадима одеялом. Надо же! Оказывается, без бахил и в шубе можно к послеоперационным больным! А я-то дура... Дура! Самая настоящая, глупая, наивная тупица!

- Ань! - оживает Вадим и пытается привстать, но возвращается обратно, корчась от боли.

- Не утруждайся провожать. Тебе пока рано вставать, Вадь. Поправляйся! - не верю, что я так могу. Ровно, без эмоционально, по-чужому.

Закидываю сумочку на плечо слишком активно. Задетая стеклянная бутылка опрокидывается на пол, разбиваясь на корявые и острые светло-зелёные осколки. Как и моя бестолковая, никому не нужная любовь, как и тот веер чувств, всколыхнувшийся между мной и Вадимом за эти несколько страшных часов.

Переступаю через битое стекло и медленно выхожу. Не смертельно. Пусть теперь Стелла подбирает и бежит за новой. 

Не смертельно. Не смертельно... 

- Анюта, подожди! - снова сотрясает воздух Вадик.

Всё! Хватит! Надоело! На этот раз точно всё! 

Тороплюсь по длинному, больничному коридору и нетерпеливо, несколько раз тыкаю в кнопку лифта.

- Аня, не уходи! Ты всё не так поняла! - ковыляет за мной Вадим. Зачем он встал, дурак? - Я же сказал, что передумал... Я хочу быть с тобой! Стелла просто подруга...