Однажды в гости к дяде приехал чеченец – партнер по бизнесу. Хизри сидел напротив гостя, когда в комнату вошел его двоюродный племянник – мальчик лет пяти. «Какой хороший мальчик, – сказал чеченец, поглаживая ребенка, – интересно, сколько денег заплатят за тебя родители, если тебя украсть?» Больше чеченец не успел ничего сказать: Хизри достал пистолет и застрелил его на месте.

Чеченца закопали, и долгое время никто не знал, кто его убил.

Спустя пару месяцев разбогатевший чиновник купил участок земли рядом с Бейбулатовыми и начал перестраивать дом. Когда он заглянул в документы, он обнаружил, что забор Бейбулатовых стоит на полметра дальше, чем следовало бы. Сосед потребовал перенести забор, угрожая в противном случае прокуратурой. Хизри застрелил его в ту же ночь, а вместе с ним – двух его сыновей. Второй сын успел выпрыгнуть из окна, раненый, и побежал в больницу. Ему сделали операцию и положили в палату, где лежали еще двое. Хизри приковылял за ним на следующий день и застрелил прямо в палате.

Спустя некоторое время о Хизри заговорили. Его стали уважать. Братья убитого чеченца поехали убивать Хизри и навсегда пропали. Дядя отдал Хизри бизнес, и теперь этот бизнес процветал, потому что никто не спешил обманывать Хизри.

Несмотря на известность, Хизри по-прежнему много пил. Однажды со своими людьми он отмечал день рождения в ресторане, и там он повздорил с сыном прокурора республики. По обыкновению, Хизри выхватил пистолет и хотел стрелять, но охрана сына скрутила Хизри, и проснулся он уже в камере. Прокурор боялся за сына, и поэтому Хизри предъявили не только хулиганство, но и два десятка убийств, из которых половину он не совершал. Хизри не хотел признаваться, и чтобы сделать его разговорчивей, ему вырвали все ногти и спилили все зубы. Но Хизри все равно не признался.

После этого дядя Хизри, Магомед-Гусейн, поехал за помощью к Ниязбеку.

– Пожалуйста, помоги, – сказал Магомед-Гусейн, – мальчику двадцать один год, и он инвалид. У него больной позвоночник и нет ног, а его обвиняют в двадцати убийствах и делают с ним страшные вещи, такие вещи, что даже сказать нельзя. И все только потому, что он повздорил с сыном прокурора.

– Твой племянник – убийца и пьяница, – ответил Ниязбек, – ему двадцать один, он в крови по подбородок, и никто не скажет, что он убивал только тех, кто это заслужил.

– Но он инвалид, – сказал дядя, – он же не может бить людей. Он может их только убивать. Я прошу тебя ради твоего покойного отца и всех наших односельчан – помоги ему!

Ниязбек думал три дня, а на четвертый он навестил Хизри в СИЗО. Тот сидел в одиночке, и температура в камере была сорок два градуса. Лицо Хизри было один сплошной синяк, протезы у него отобрали, а в том, что осталось от ног, копошились черви.

Ниязбек собрал червей и спросил:

– Ты в чем-нибудь признался?

– Нет, – ответил Хизри.

В руках у Ниязбека был кувшин воды, и он протянул воду Хизри. Тот взял кувшин и собрался пить, но Ниязбек сказал:

– Это вода для омовения.

Они вместе сделали намаз, и Ниязбек сказал:

– Поклянись мне, что ты бросишь пить, и я тебя отсюда вытащу. Но если ты хоть один раз напьешься, – клянусь Аллахом, я пристрелю тебя сам.

Через две недели Хизри вышел на свободу. Прокурор не хотел его отпускать, потому что боялся за сына, но когда Ниязбек поднял цену до полумиллиона долларов, жадность победила. Эти полмиллиона Ниязбек заплатил из своих денег, и еще сорок тысяч он заплатил за венскую клинику, где лечился Хизри.

С тех пор, как Хизри вышел из тюрьмы, он ни разу не пил. Он молился пять раз в день и никогда больше не убивал по собственному желанию. Он убивал только по желанию Ниязбека или тогда, когда ему казалось, что Ниязбек не будет возражать.