Он не хочет умирать. Он знал это, как знал и то, что не хочет расставаться с Моникой. И было нечто возбуждающее, глубоко волнующее в мысли о том, что у него хватит смелости ночью спать с женщиной, которая, как ему известно, способна отдать приказ о его казни в полдень.

Во что превратится его жизнь, если он скажет ей: «Я с вами»? Придется вести двойное существование? Играть с полковником в теннис и, услышав поблизости шум взрыва, думать, что ты сам его подготовил? Пройти мимо банка дяди Рудольфа и тайком положить на его порог бомбу, которая взорвется утром перед открытием? Познакомиться с мечущимися из страны в страну фанатиками – в учебниках по истории о них, быть может, напишут как о героях, а пока что они убивают людей с помощью яда и голыми руками; они посвятят его в свои тайны и помогут забыть, что он всего сто шестьдесят восемь сантиметров ростом.

Он так и не позвонил полковнику, не получил деньги по чеку, не договорился насчет грузовика и не поехал в аэропорт.

Все утро он провел в каком-то оцепенении, и когда полковник позвонил ему и пригласил в пять тридцать на игру, он сказал: «Есть, сэр, приду непременно», хотя отчетливо понимал, что к тому времени его уже может не быть в живых.

Выйдя из гаража, он обнаружил, что она ждет его у ворот. На сей раз она была причесана, и это его обрадовало, потому что все поглядывали на них понимающе – хотя и скрывали усмешку из уважения к начальству, – а ему было бы неприятно, если бы его подчиненные решили, что он связался с какой-то неряхой.

– Ну? – спросила она.

– Пошли обедать, – вместо ответа сказал он.

Он повел ее в дорогой ресторан, куда, как он знал, вряд ли пойдут его сослуживцы, даже если им надоела еда в американской столовой. Он чувствовал себя более уверенно там, где кругом хрустящие скатерти, цветы на столиках, внимательные официанты, где нет и намека на крушение мира, на помешанных заговорщиков, на рушащиеся пирамиды. Он сделал заказ для них обоих. А она прикинулась, будто ее вовсе не интересует, что она будет есть, даже не взяла меню в руки. Он злобно усмехнулся про себя, зная причину ее нежелания посмотреть меню. Чтобы прочитать названия блюд, ей пришлось бы надеть очки с толстыми линзами, а она стеснялась показываться в общественном месте с такими очками на носу. Но когда еду принесли, она ела с гораздо большим аппетитом, нежели он. Интересно, как ей удается сохранять фигуру?

За обедом они негромко и спокойно беседовали о погоде, об открывающейся на следующий день конференции, в которой ей предстояло участвовать в качестве переводчицы, о его встрече с полковником на корте в пять тридцать, о приезжающем в Брюссель театре, спектакли которого ей хотелось посмотреть. Об их утреннем разговоре не было сказано ни слова, и только когда принесли кофе, она спросила:

– Так что же ты решил?

– Ничего, – ответил он. В уютном ресторане было не просто тепло, а жарко, но его снова затрясло. – Утром я отправил чек обратно дяде.

– Разве это не решение? – холодно улыбнулась она.

– В известной мере, – согласился он. Он лгал. Чек лежал у него в бумажнике. Он не собирался ничего такого говорить. Слова вырвались сами собой, словно у него в голове нажали кнопку. Но теперь, произнеся их, он понял, что в самом деле отправит чек назад, поблагодарит дядю и объяснит, что его финансовые дела неожиданно улучшились и в данный момент он не нуждается в помощи. Зато удобнее будет обратиться к Рудольфу в другой раз, когда действительно она ему позарез понадобится.

– Ладно, – спокойно сказала она. – Если ты боишься, что твои деньги могут засечь, я тебя понимаю. – Она пожала плечами. – Не так уж это важно. Добудем деньги в другом месте. А как насчет грузовика?