– Что? – поторопил ее Востриков.

Ольга замолчала не просто так. Она замолчала со значением. Будто споткнулась о невидимую преграду.

– И? – Он ободряюще улыбнулся, поняв, что в душе девушки идет борьба. – Что она сказала?

– Что желала бы смерти Мельникову, – произнесла она неуверенно и тут же поправилась. – Нет, не так! Она сказала, что желает гореть ему в аду при жизни. Что она многое бы отдала, чтобы увидеть, как он будет гореть заживо. Вот!

– Ничего себе! – ахнул Востриков.

И про себя подумал, что это в корне все меняет. Что вот он – подозреваемый. Вернее, подозреваемая. Она могла устроить угон автомобиля и казнь неизвестному, как акт устрашения. Но как-то уж слишком, нет? Для молодой женщины в одиночку провернуть все это нереально. Да и машина была угнана в разгар рабочего дня.

– Она не отсутствовала в тот день, когда у Мельникова был угнан автомобиль? – уточнил он на всякий случай, хотя был уверен в отрицательном ответе.

– Нет. Как ни странно, она даже не опоздала тогда. Она что-то вообще в последние дни перестала опаздывать. Даже странно, очень странно! – затараторила Оля, испытывая явное, непонятное облегчение.

– А у нее есть семья?

– Да, есть у нее муж, неудачник! – скривила ротик Ольга. – Детей нет.

– А почему – неудачник?

– Вылетел с госслужбы год назад или чуть больше.

– А за что?

– Ой, никто толком не знает. Был вовлечен в какой-то скандал, чудом удалось замять. Слышала от девчонок, что Карине пришлось выплатить неустойку какому-то весьма влиятельному лицу, которого ее Генка каким-то образом оскорбил. Дело давнее, закрытое, – с неохотой рассказала Оля.

Она была недовольна, что товарищ из полиции отошел от интересующего ее вопроса. Они даже это никак не обсудили. Разве так можно? Отсюда и бардак повсюду! Вот они, факты – она их ему выложила, бери. А он вдруг про Гену начал спрашивать. Зачем? Думает уличить его в соучастии? Чушь какая! Он, по слухам, собственной тени боится. Станет он машину угонять у Мельникова! И уж тем более – кого-то казнить!

– А сейчас он чем занимается?

– Гена?

– Да, да, Гена Илюхин. У них ведь одна фамилия?

– Совершенно верно. Он тоже Илюхин. А ничем он не занимается. На шее у Карины сидит. Вроде пьет. Но никто его ни разу пьяным не видел. Он за городом живет в их доме, за который она выплачивает кредит.

– Ага! – обрадованно подхватил Востриков. – Стало быть, Илюхина платит за дом. Муж у нее нигде не работает, пьет. Она одна ведет хозяйство. Одна работает. Работой дорожит. И поэтому терпит своего руководителя, которого жутко ненавидит. Я правильно понял вас, Оленька?

– Приблизительно.

Она сморщила носик, пытаясь сообразить, где еще она что упустила, вроде все сказала, что нужно. Остальное ему знать не обязательно, то есть кто, с кем и за что спать готов.

– Ага! – еще раз на оптимистичной ноте воскликнул Востриков. – А скажите, Оленька, Мельникову каким-то образом стало известно об этих ее словах?

– Зачем??? – Она вздрогнула и вжалась в автомобильную дверцу. – Я ему ничего такого не говорила!

– Да я не про вас, Оленька, – поморщился Востриков. – Я вспоминаю ваши слова о том, что в каждом кабинете были установлены прослушки. Помните, вы рассказывали?

– Ну да.

– Так вот, могла быть и в вашем кабинете такая штуковина установлена?

– Я не знаю! – Она сильно побледнела, тут же вспомнив о своих неосторожных словах в адрес Севастьянова. Подумала и отрицательно замотала головой. – Вряд ли в тот день это там было.

– Почему вы так думаете?

– Потому что Мельников тогда бы Карину в бараний рог свернул точно! Или к вам в отдел притащил за шиворот. Так ведь?