Вся Лига была теперь занята этим вопросом, потому что все ее члены получили стихотворные предупреждения. Их совещание ничего не дало потому, что в их рядах не было единомыслия. Леопольд Элкас считал Чапина непричастным к предупреждениям и советовал искать преступника в другом месте. Кое-кто настаивал на том, чтобы передать это дело полиции. Но их разубедили, главным образом Хиббард, Бартон и Элкас.

В конце концов они направили Бартона, Кэбота и Лонга с визитом к Чапину.

Чапин встретил их с улыбкой. По их настоянию он описал все, чем занимался в субботу вечером, совершенно точно помня все подробности. Из его слов выходило, что он вместе с ними дошел до утеса и посидел там на скамье, затем отправился домой вместе с другими. Он не видел Гаррисона сидящим на краю утеса. Дома он устроился в кресле с книгой и оставался там до того момента, когда поднялся шум из-за отсутствия Гаррисона.

Рассказывая, он все время улыбался, но был обижен. Особенно Чапина задело подозрение в том, что он якобы является автором предупреждений. Тут, заявил он, его крайне огорчает, что друзья подозревают его не только в насилии, но и в угрозах прибегнуть в будущем к новым видам насилия. Более того, его возмущает, что они приписывают ему столь низкопробное рифмоплетство, но он понимает, что ему следует их извинить. Они действовали под влиянием страха, ну а страх – дурной советчик.

Кто послал предупреждения, если не он? Он не имел понятия. Думать можно на кого угодно. На что-то может намекать почтовый штемпель, а также бумага и конверты, не говоря уже о шрифте машинки. Ее стоит поискать.

Высказав свои мысли, Чапин поднялся со стула и, хромая, подошел к пишущей машинке. Он похлопал по ней рукой и улыбнулся собравшимся.

– Я уверен, что это немыслимое послание не было напечатано на моей машинке. Если только никто из вас, друзья мои, не проник сюда тайком и не воспользовался ею в мое отсутствие.

Николас Кэбот был достаточно напорист, чтобы подойти к машинке, вставить в нее лист бумаги, напечатать несколько строчек и забрать листок с собой. Но дальнейшая проверка показала, что Чапин был прав.

Шли недели, и острота переживаний притупилась.

Большинство, устыдившись своей трусости, решили, что они оказались жертвами чьей-то неумной шутки, и стали ратовать за продолжение дружбы с Чапином. Ему больше никто ничего не говорил о случившемся.

Во вторник вечером я вкратце пересказал все это Вульфу.

Его комментарии были следующими:

– Если мистер Чапин имел отношение к гибели судьи Гаррисона, не устоял перед соблазном отомстить, он, очевидно, считает себя совершенно неуязвимым. Но Чапина подвело собственное тщеславие, которое заставило его написать угрожающие письма и разослать их всем приятелям. Это было опасно.

– Уверены ли вы во всем этом?

– Уверен. А теперь я тебе скажу о племяннице мистера Хиббарда. Она приходила ко мне сегодня утром.

– Сказала вам что-нибудь новое?

– Вместе с сестрой она еще раз тщательно обыскала квартиру, но не обнаружила, чтобы что-нибудь пропало. Хиббард был привязан к двум трубкам, которые курил поочередно. Одна из них находится на своем обычном месте. В банке он больше денег не брал.

Но у него при себе всегда находилась порядочная сумма наличными. Сол Пензер после целого дня работы обнаружил только один небольшой факт: продавец газет на углу Сто шестнадцатой улицы, который знает мистера Хиббарда в лицо уже несколько лет, видел, как тот вошел в метро между девятью и десятью часами вечера в прошлый вторник.

– Это единственное, что раздобыл Сол?