Улыбается кротко. Приехал заранее. Не под стать другим. Разбитным, что горят от пьянки к похмелью, от стакана да к песне, а просыпаются с новым цветом глаз каждое утро. Он не такой. Он подключает, подправляет плывущую третью, ориентируясь на скорость ветра с востока. Он споёт всего три, бережёт голос перед концертом, так пахнет тридцать один. Взгляд ясен, спокоен, а там – изгиб Ганга, синеватые горы, пение монахов, а там – улицы Катманду, будто спутанные волосы любовниц, жёлтые города, а там – горы мусора, тление тел, благовоний, а там…. сигнал – тридцать секунд – надевает наушники, пододвигается к микрофону, тридцать секунд мы смотрим: он улыбаясь, я почти – нет, не знает, что я вижу в нём, здесь в студии…

«… утро, наши радиослушатели и это программа «Бодрое утро»! Сегодня у нас в студии гость многогранный и интересный: автор и исполнитель, музыкант в жанре авторской песни, и, знаю, он сам просил его так не называть – бард – потому – не-бард, Александр Даль. Саш, банальный вопрос, но многие слушатели могут сегодня впервые узнать о тебе. Расскажи, пожалуйста, как ты стал музыкантом и почему такое категорическое отношение к слову…»

Глядит в весну за окном, читает по облакам.

«… Поволжске, ну, откуда я родом, там проходили разные популярные фестивали бардовские, ну и вообще это течение было сильным. И там прошла моя юность, и как-то …»

Так пахнет междуречье, легендарная излучина, где заблудилось лето и ржавые баржи. Куда не выйдешь – придёшь к воде, речные ведьмы ловят утопших сетями седых волос и вот – первая жёлтая лодка.

«… А расскажи про свою первую? Какой и откуда…»

«…брал у отца. Тайком, он тоже был бардом, точнее, он как раз и был бардом, ну, в классическом смысле. Хранил свою в шкафу, и вот когда он уходил в институт…»

Мальчик, шкаф, Нарния. Первая. Открывать гитару как познавать женщину, так пахнет полынь меж пальцев. Выход из комнаты – в реку. Шесть ступеней. Тронешь первую – зальёт по щиколотку. Вторую – по колено. Он прыгает в лодку с берега.

«…и вот по-настоящему первую, мою – подарила мать. И я перестал брать инструмент в долг у отца, вот…»

Гитару в долг у отца – это голос в долг у отца. С каждой сыгранной сыном песней отец старел на день, а когда отец сам на ней играл – обращал свою старость на день назад. Сын с отцом стали сообщающимися сосудами. Делились морщинами через музыку.

«…тем более, он был немного против моего творчества какого-то, он хотел, чтобы я занялся физикой».

«Вечный конфликт физиков и?..»

«… нарушал законы авторской песни, своё придумывал, перекладывал песни из его тетрадки на какие-то другие…»

Перепел Слово его. Откровение от жёлтых страниц и графлённой тетради. Библия от июля и гула моторных лодок. Изгнание Адама. Из райского сада – сюда, в городки, где по вторникам дождь.

«… ну и вот тут мне мама и подарила. Это была болгарская, знаете, ну музыканты меня…»

Гитару в дар, как гетеру – в подарок. Привели, послушную за руку. Издать шесть вздохов. От мальчика к мужу. Пальцы в медные волосы, тысячу раз воспетыми до, и извлекает первый стон – до…

«…чтобы не быть голословным, Александр, самое время исполнить для наших…»

«… достаточно старую, но мне она всё равно…»

В один миг изменился и звук, и воздух, и он. Из мужчины лет тридцати, простых рук, обыкновенного рта, поношенной одежды сложилась портовая улица, блеск мостовых, трамвай, уходящий прямо в море. Цветные двери в обшарпанных стенах, сигары в сморщенных лапах, стулья, шляпы, Командор. Дотянуться русской строкой до подвального бара, где пьют особенный ром – с каждым глотком забываешь родной язык, чтобы запеть на испанском. Так пьют и всё больше проваливаются в чужую речь.