– Милая моя…

– …солнышко лесное, а-ха-ха-ха!

Звукач настраивал звук, не выключив фоновую музыку.

– А можно фон убрать?

– А это с бара приходит.

– Мужики, а можно выключить музыку?

– Можно…

– …но не нужно, а-ха-ха!

Они окончательно превратились в хихикающих школьников, последняя парта, жвачка в волосы, жёваная бумага.

– Слушайте, мешает. Мы договаривались с Серёжей…

– Да ща выключим, не кипишуй.

Музыку выключили. Звукач попросил поиграть. Саша заиграл «Дождись». Парочка за баром зашлась беззвучным смехом. Звукач попросил что-нибудь погромче. Саша тронул струны, перебирая варианты, а потом дал погромче. Он запел «Паруса». Он запел так, будто не было клуба, запел, вспоминая. Они застыли. В «Парусах» не было припева – вся песня была как сплошной припев, размашистое лезвие. Бармен замолчал сразу, охранник ещё тянул его за рукав, как сынок мамку, а потом сбежал курить, хлопнул дверью.

Всё началось, когда она запостила «Паруса».

Когда он проходил Випассану в Непале, и они уже были разведены. После того, как он так глупо сбежал четыре месяца назад. Она выложила «Паруса».

– Отлично, слушай. Тебе в мониторе норм?

Подошедший бармен благодарил и спрашивал, где найти песни. Пока они достраивали звук до звонких летящих нитей, которые так любил Саша, начали подходить первые зрители. Бармен сказал, что арт-директор не может приехать, Саша помедитировал в гримёрке. И начался концерт.

Ты прикинь! Он остался. Витёк мой. Ну слушать этого приезжего. С гитарой. Вообще. Лизка, я в шоке. Вообще. Да в смысле, начинаю? В смысле, из-за херни? Витьку кто дороже, я или этот охламон с гитарой? Мы вообще пришли в наше караоке попеть! Это тут этот чёрт залётный нарисовался со своим концертом. Испортил мне мой вечер с Витьком! Лиза, ты же видела!

Короче. Приехали с Витьком сюда. Караоке, чё-как, попеть, лясим-трясим. Лепса поорать. Пришли. А тут это чудо. Завывает. Ну это же невозможно. Всё такое, ны-ны-ны, ны-ны-ны, мрачняк какой-то, у меня этого в жизни полно, у меня праздник сегодня, я не хочу этого слушать, зачем во мне это шевелить. Ну, я к официанту, говорю, чё за херня, это надолго, а он говорит, концерт на полтора часа с антрактом, только начался. Ну ёп твою мать! Почему в мой выходной – такая херня? Почему он в другой день не приехал? Клуши его эти, штук двадцать. Звезда, ага. Костра только не хватает. Ты пальто его видела? А-ха-ха-ха!

Ну тут ты. Рассказала мне про этого. Который к тебе подкатил: «Послюнявь немного»! А-ха-ха-ха! Ой, Лизка, хорош, уже устала смеяться. Я и там ржала. Мешала, видите ли, его клушам. А зачем они в караоке припёрлись? Я потому, может, и ржала, что скучно. Скучно мне, Лизка. Не люблю я, когда скучно. Я зачем сюда пришла? Ради вот этих ны-ны-ны? А это чудо ещё рот свой открыло. Это песня для особых гостей, ну ты слышала. И «Мурку» начинает. Мы чё, зэки что ли? Я понимаю, у меня, там, дядя сидел… Ну ты видела, как я на Витька зыркнула.

Ну а чё, Лиз? Твою бабу унижают тут со сцены при всех. А ты молчать будешь? Вот я ему и зыркнула. Я, знаешь ли, не из этих. Я – зыркнула. Ты если мужик – иди скажи, чё как. Разъясни, как общаться. Ты же знаешь Витька. Помнишь Костёр с челюстью ходил? А охранника в «Ельне»? Кровищи! Я думала, Витю закроют тогда. Ну и сейчас думаю, всё. Щас песни попоём нормально. И я спою с ним и «Угнала», и Лепса, и отдохнём по-человечески. Ты же видела, Витёк как мой взгляд увидел, сразу встал. Сразу. Я не из этих. Я зыркнула.