– Спасибо, – изгибая утиные губки в улыбке, отзывается девушка.

Мужчины заводят разговор о работе, а мне приходится поддерживать некое подобие светской беседы с юной жертвой пластической хирургии:

– Как вам торжество? Нравится? – без особого энтузиазма интересуюсь я.

– Ой, тут так все прикольно, – воодушевленно отзывается она. – Я даже сказала Бореньке, что нам нужно купить домой картины этих… Ну, анвагардистов.

– Авангардистов, – на автомате поправляю я.

– Да-да, извиняюсь, – тушуется блондинка. – Я пока не очень хорошо разбираюсь в искусстве.

Усилием воли оставляю при себе едкий комментарий о том, что надо говорить «извините», а не «извиняюсь». Еще не хватало самоутверждаться за счет малообразованной молодежи.

– Ничего, наверстаете, – натягиваю на лицо улыбку, которая, боюсь, выглядит совсем неискренно. Должно быть, потому, что я абсолютно не верю в свои слова и произношу их из банальной вежливости.

Знаете, есть такие женщины, которым глянцевые журналы заменяют книги, а социальные сети увлекают их гораздо больше, чем качественное кино со смыслом? Так вот, Каролина как раз относится к этой категории. Ее мозг не обременен сложными мыслительными процессами, а на душе всегда легко и солнечно. По той простой причине, что она не умеет долго грустить.

Понимаете, грусть – это следствие определенного внутреннего анализа. Самокопания, если хотите. А о каком самокопании может идти речь, если главными проблемами человека являются уколы красоты, звездные сплетни и то, каким лаком покрыть ногти на следующей неделе?

Дураки всегда счастливее тех, кто умен. И в этом их бесспорное преимущество.

– Олег, я за шампанским, – коротко касаюсь локтя мужа.

– Хорошо, я тоже иду, – слегка наклонив голову, отзывается он, а затем, обращаясь к собеседнику, добавляет. – Рад был встрече, Борис, еще увидимся!

Беру мужа под руку, и мы вдвоем направляемся к столу с напитками, любезно кивая в знак приветствия попадающимся навстречу знакомым.

– Что-то интересных собеседников я тут не наблюдаю, – фыркаю я, делая крошечный глоток игристого.

– Брось, дорогая, не будь снобом, – беспечно отвечает муж, отправляя в рот сырное канапе на шпажке. – Кстати, я тебе говорил, что Градский отцом скоро станет? Каролина беременна.

– Правда? – в ужасе кривлюсь я. – Ему же под шестьдесят!

– Видишь, – он многозначительно приподнимает брови. – Люди даже в таком возрасте решаются, а ты…

– Не начинай! – резко обрубаю я. – Мы же вроде договаривались?

– Ладно-ладно, не заводись, – Олег примирительно приподнимает руки. – Я же просто к слову сказал…

Недовольно поджимаю губы и, вновь отпив из бокала, окидываю взглядом собравшуюся публику. Все как на подбор элегантные, солидные и до омерзения скучные.

Слегка поворачиваю голову к дверям, в которых то и дело появляются новые гости вечера, и вдруг резко замираю. Дыхание внезапно обрывается, а шампанское булькающими пузырькам идет у меня через нос.

Закашлявшись, я на секунду жмурюсь, а, открыв глаза, вновь устремляю взгляд в сторону, дабы убедиться, что увиденное не жестокая шутка больного воображения.

Нет, мне не показалось. Прямо посреди зала стоит он – мой самый большой грех и самое сладкое воспоминание. Свежий, подтянутый, молодой. В темно-синем костюме и белых кедах, которые, как ни странно, довольно неплохо сочетаются. Красивый настолько, что аж голова кружится.

– Держи, – Олег подсовывает мне салфетку, и я коротко киваю в знак благодарности. – А шампанское ничего, да? Не знаешь, что за марка?

– Поль Роже, наверное, – хриплю я, вытирая губы.