Сегодня мое утро началось рано и суматошно. Эдик позвонил и визгливым голосом сообщил, что нам нужно немедленно встретиться. Теперь понятно, к чему такая спешка.

– Откуда у тебя эти фотографии? – стараясь звучать спокойно, интересуюсь я.

– Тебе, милочка моя, повезло, что у меня связи в прессе! Знакомая из «Интро» позвонила, мол, так и так, есть свеженький материал по Ткачу, – тараторит он. – А потом спрашивает, уж не писательница Карина Гольдман с ним на снимках? Знает, что я с тобой работаю, вот по старой дружбе и звякнула.

– Свеженький материал по кому? – цепляюсь за фразу, которую совсем не поняла.

– По Ткачу, – повторяет Эдик, при этом глядя на меня так, будто это странное слово должно мне о чем-то говорить.

– Что это еще такое? – хмурюсь я.

– Мать моя женщина! – агент закатывает глаза. – Гольдман, ты с луны свалилась? Не знаешь, с кем целуешься, что ли?

– Мы не целовались! – вспыхиваю я. – Это просто… Просто на снимках так кажется… Кадр неудачный!

– Ага, а на самом деле он тебе конфетку изо рта в рот передавал, – ерничает приятель.

Как вы, наверное, уже догадались, Эдик – латентный гей. Ну, то есть как латентный? Сам он, я думаю, свою ориентацию прекрасно осознает, но вот окружающих активно убеждает в том, что он гетеросексуал. Просто с развитым чувством стиля и врожденной эмпатией.

Лично я Эдика раскусила почти сразу, примерно через две недели тесного общения. Мы с ним вместе отправились на какую-то светскую тусовку, где было полным-полно моделей и прочих фей, при взгляде на которых у обычных мужиков текут слюни. А вот Эдик весь вечер смотрел мимо, будто не замечал их длинных загорелых ног и аппетитных бюстов. Его больше интересовали мальчики-официанты в обтягивающих брюках.

Где-то год назад я открыто спросила у Эдика, нравятся ли ему мужчины. В ответ он оскорбился и стал всячески отнекиваться, дескать, ничего он не гей и как я вообще могла так подумать.

Давить на него я не стала, ведь, если задуматься, такое поведение было в определенном смысле оправдано. Литературный бизнес – это вам не фэшн-индустрия, где гомосексуализм уже давно стал нормой, а Россия – далеко не продвинутая в этом смысле Америка. Должно быть, Эдик так шифровался, потому что боялся потерять важные бизнес-контакты. Все-таки в издательском мире работают довольно консервативные люди.

– Так что за Ткач? – возвращаюсь к интересующей меня теме. – Скажи уже наконец!

– Богдан Ткаченко, более известных широких кругах как рэпер Ткач, – огорошивает меня Эдик. – Кумир молодежи и просто популярный исполнитель. Ты че, подруга, реально не в курсе?

– Рэпер? – медленно повторяю я, словно пробуя непривычное слово на вкус.

– Ну да, рэп – это такой речитатив под музыку, – он говорит так, будто я умственно отсталая.

– Да знаю я, что такое рэп! – отмахиваюсь я, справившись с первым шоком. – Мне не сто лет вообще-то!

– Просто у тебя такое лицо, словно ты таракана проглотила, – выдает Эдик. – Причем сначала проглотила, а потом уже это поняла.

Сам того не зная, он оказывается не так уж далек от истины: сначала я переспала с парнем, а потом узнала, что он звезда среди молодежи. Полный трындец, товарищи!

Нет, серьезно, Богдан – рэпер? Популярный исполнитель? Певец? Вот чего-чего, а этого я никак не ожидала! Думала, он просто студент в академическом отпуске или… Ну, не знаю… Чем там обычно занимаются ребята в двадцать два? Пиццу развозят? На автомойке подрабатывают?

Конечно, тот факт, что мы с ним повстречались в одном из самых дорогих питерских отелей, должен был меня насторожить, но я как-то не стала заострять на этом внимание. В конце концов, Богдан мог быть сыном богатых родителей или, скажем, айтишником… Я слышала, они сейчас неплохо зарабатывают.