– Я щас не готов это обсуждать. Я к тебе завтра зайду…
Она оборвала этот словесный поток, пока он не разлился рекой:
– Я завтра работаю. Выхожу рано. Это много времени не отнимет.
Вчера, во время разговора, он ей сразу не понравился, но Стефани знала, что большинство хозяев в таких домах – поганцы; это подразумевалось по умолчанию. Дома для сдачи в аренду манят к себе жулье. Однако отчетливо было заметно, что он обожает звук собственного голоса, обожает делиться собственными мнениями и «мыслями», уходя при этом от ответа.
Стефани подозревала, что он еще и рисуется, поскольку она была молодой и привлекательной, а ему хотелось выглядеть умудренным жизнью. Она не планировала задерживаться надолго – максимум на несколько месяцев, пока не найдет работу в Лондоне, – и поэтому решила, что сможет его потерпеть. К тому же, он был некрупным и не источал похоть или враждебность. А еще здесь жили другие девушки, он так сказал, и этот факт ее ободрил. Но насколько внимательно она на самом деле оценивала Драча, если так жаждала отыскать другую комнату не больше чем за сорок фунтов в неделю? Спустя всего одну ночь под крышей дома № 82 по Эджхилл-роуд в нее обвиняюще вгрызалось понимание, что она подавила свои подозрения и инстинкты. В груди Стефани пылала изжога досады.
Направлял вчерашнюю беседу именно он, а она ему позволила. Оба они были неискренне веселы и источали позитивную энергию, потому что он был близок к деньгам, а ей так хотелось комнату. Совсем не редкий обмен шкурными интересами, за который она сейчас презирала себя.
Когда Стефани спрашивала о центральном отоплении, о душе, он, казалось, развеселился, чуть заметно усмехнулся и сказал:
– Все это, все это, – «это» произносилось как «енто», – установлено. Самолично сделал. Этому меня папаня научил. Как мастерить, типа.
Но сегодня вечером темперамент Драча претерпел изменения, и он пытался отогнать ее от своего порога.
– Я занят. Люблю отдохнуть вечером. Штоб никто не тревожил. Я, веришь, очень замкнутый. Сама-то не захотела бы, штоб я стучался к тебе, когда ты устроишься на вечер.
Она подозревала, что, прогоняя ее, он пытался еще и навязать видение себя. Она ненавидела это во взрослых мужчинах, которые знали, что не привлекают ее. И очень ему нравилось слово «вечер». Видимо, Драч думал, что оно придает ему авторитета, культурности, респектабельности. Жулик с претензиями.
Она заговорила медленно, но не смогла избавиться от напряженности в голосе:
– Прошу прощения. Но еще даже не девять. Я работала весь день. И мне нужно разрешить этот вопрос сейчас.
– Тебе нужно разрешить вопрос, – повторил он за ней саркастично, и она заметила проблеск редких зубов между полными губами, которые выглядели до нелепого чувственными среди всех костистых впадин его лица. – Сейчас не время и не место, штоб разрешать такого рода вопросы.
Он напускал на себя интеллектуальность и думал, что был умен. Из-за этого она еще тверже решила выбить и залог, и плату.
– Ну, то есть, на мне и рубашки нет, – добавил он, думая, что это смешно. Он показал еще большую часть своего торса и был им горд. Пусть и худое, тело его было мускулистым, и он хотел, чтобы она заметила его «кубики». – Но вот што я тебе скажу. Я скоро к тебе спущусь.
Ее переполнила злость, которая и на самом деле была такой горячей и красной, как о ней говорят.
– Это не займет много времени. Мы можем…
– Я не буду говорить полуголым на пороге, девочка. Мне это обдумать надо, типа. Ты была очень щаслива снять эту комнату. Прям ключ у меня из руки вырвала. А теперь пришла ко мне на порог требовать деньги, которые, будем друг с другом честны, уже и не твои.