– Понятно, – кивнул Мельников. – Что же… Здравствуй во второй раз, Вадим. Извини, но я тебя действительно не помню. И ты Семенова лучше забудь. Совсем.

– Я уже забыл, – серьезно сказал Скотч, пожимая пограничнику руку.

– Мы с тобой, да и остальными участниками той заварухи, будем в одном… подразделении. Шепни им потихоньку, что Семенова нет и не было никогда. Ага? Всем – Солянке, Валти, Литтлу, Цубербюллеру.

– Шепну, – заверил Скотч, – обязательно.

– Кстати! – Мельников щелкнул пальцами и знакомо потряс кулаком, словно грозил Скотчу: – Тебе и остальным привет от Валюши Хилько и Патрис Дюэль.

– А они здесь? – изумился Скотч.

– Здесь, здесь, все здесь. Пришлось знакомиться по-новой. Будешь смеяться, но и Мартина твоя здесь. И даже некая миниатюрная особа по имени Гурма Бхаго.

– У! – сказал Скотч совершенно искренне. – Ы!

– Что? – невинно поинтересовался Мельников. – Её вживую лицезреть не довелось, но судя по видео – оч-чень даже ничего! Прямо даже жаль, что я её не помню. Личные коды дать?

– Давай!!! – едва не взвыл Скотч.

Засмеявшись, пограничник потянулся к браслету-коммуникатору:

– Принимай, котяра мартовский…

– Разрешите, господин полковник?

– Входите! – велел Попов, отрываясь от микрофильма и вынимая штекер из гнезда за ухом.

Изображение застыло над кристаллом в режиме паузы. Штекер с коротким усиком антенны и бусинкой дешифратора Попов положил на массивное основание старинной настольной лампы.

Вошли двое – одинаково бесцветные мужчины неопределенного возраста с незапоминающимися лицами. Оба были облачены в комбинезоны без знаков различия, зато с яркими трафаретами на спинах: «Хозчасть».

Полковник жестом предложил им садиться.

– Ну, – спросил он, разглядывая гостей и тихо постукивая пальцами по бархатной скатерти.

– Чисто, – сообщил один из пришедших. – Либо шат-тсуры научились подсаживать психорезиденты так умело, что мы их не можем обнаружить. Лично я в это не верю. Ни на грош.

– Я тоже, – кивнул Попов. – Но тогда почему шат-тсуры его с Фокиным отпустили? Какой в этом смысл?

Говоривший посетитель безмолвно развел руками.

Некоторое время в кабинете было тихо, только огонь потрескивал в камине – настоящий живой огонь, не какая-нибудь излучающая тепло озвученная голограмма.

– Вы знаете, что его направляют в проект на общих основаниях? – поинтересовался Попов.

– Да.

– Кстати, кто он у нас теперь?

– Андрей Анатольевич Мельников, пограничник с Белутры. Подробнее?

– Потом прочту. Мельников, стало быть…

– Мельников.

– Хорошо, Мельников так Мельников. Так вот я о чем: пограничников собираются слить с пустотниками, десантом и пехотинцами.

Почти все участники наземной заварушки на Табаске соберутся в одной… роте. Мельникову неизбежно расскажут о подвигах Семенова и о том, какое отношение он сам имеет к Семенову.

– Ну и что? – возразил второй посетитель, до сих пор молчавший. – Все агенты знают о периодических коррекциях памяти. Ничего нового он все равно не выяснит. Кроме того, у многих свидетелей события уже начали тускнеть в памяти, все-таки год прошел. Да не просто год – год реальной войны.

– Правда твоя, – кивнул Попов. – Но тогда имело ли смысл чистить ему память?

– Память чистили всем, – пожал плечами второй. – Причем не ради сокрытия событий на Табаске, а ради сохранения тайны находки… Ну, вы ведь в курсе, господин полковник.

– А искатели сейчас где, выяснено?

– Выяснено. Собственно, там и выяснять было нечего: бригадир и одна научница погибли на Табаске, штурман, кадет и выжившая научница – по ту сторону коридора, на исследовательской базе.