Направляясь к месту преступления на Бэрроу-стрит, она послала эсэмэску Максу Доновану, заместителю окружного прокурора, у которого сегодня дежурство. Вообще-то, с большинством прокурорских работников она не была в столь близких отношениях, чтобы обмениваться эсэмэсками, но именно этот прокурорский работник был ее бойфрендом.

– Дело вполне очевидное.

– Не знал, что в наше время убийства расследуются так быстро. Хотя в прошлом году Вустер занимался одним делом – так там парень решил, что его сосед убил женщину, а та оказалась надувной куклой.

– Сегодня девушка была вполне реальной, но это явное самоубийство. Явное для всех, кроме членов ее семьи.

Макс с любопытством посмотрел на нее:

– И ты уверена в этом?

– А какие могут быть причины для сомнений?

– Хорошо. Забудь о том, что я сейчас сказал. Я рад, что ты быстро разобралась с этим. Может, перекусим после того, как закончим здесь?

– Было бы неплохо.

Из-за разницы в графиках работы они не виделись четыре дня. За последний год между ними сложились такие отношения, что четырехдневная разлука не воспринималась как нечто из ряда вон выходящее.

Из-за двери зала судебных заседаний высунулась голова судебного пристава:

– Судья готов.

Показания Элли заняли шестнадцать минут. Она оспаривала правомерность ходатайства об освобождении убийцы, признанного виновным. Суть дела состояла в следующем. Обвиняемый утверждал, будто действия адвоката были неправильны, поскольку он позволил детективу Хэтчер устроить ему допрос по поводу смерти его подруги. Обвиняемый сам вызвал полицию и заявил, что обнаружил ее избитой на полу кухни квартиры в Чайнатауне, где они совместно проживали. Его не взяли под стражу. Он даже не был подозреваемым. Его адвокат, живший по соседству, занимался делами по недвижимости и предложил ему дружескую поддержку.

Адвокат не был виновен в том, что Элли заметила крохотные разрывы тканей на теле жертвы, сопровождавшие каждый удар, кольцо с острой гранью на мизинце обвиняемого и красные следы на костяшках его пальцев. Простого вопроса о том, чем можно объяснить эти три обстоятельства, было достаточно, чтобы обвиняемый сломался.

Это было бы обычное слушание дела, если бы его рассматривал любой другой судья, но не Фредерик Найт, известный в уголовно-процессуальной системе Нью-Йорка как Большая Свинья.

Элли подозревала, что это прозвище отражало не столько его явно избыточный вес, сколько стремление превзойти в женоненавистничестве Эндрю Дайса Клэя[6].

Когда она поднялась со свидетельского места, последовал настоящий бред.

– А я вас знаю.

Если бы Элли находилась в доме престарелых в Квинсе, она могла ожидать, что услышит подобную фразу от пациента – очень-очень старого, который уже больше никого не знает.

– Элис Хэтчер, ваша честь. Я здесь уже в пятый раз. – Детектив быстро перечислила имена обвиняемых, которые всегда помнила. Она могла назвать даже даты ареста, а возможно, и даты рождения. У нее была прекрасная память.

Судья Найт, разумеется, ничего этого не помнил. Каждый раз при упоминании ею очередного дела он покачивал головой:

– Всего пять раз, и я вас знаю! Примите это как комплимент, офицер.

«Детектив», – мысленно поморщилась Элли.

– Вы держите себя в форме. Это хорошо. Прелестная девушка, не правда ли, Донован?

Макс не упустил такую возможность:

– Что касается формы, едва ли кто-нибудь может сравниться с вами, ваша честь.

«Банально», – подумала Элли. Хотя как иначе можно было ответить в данных обстоятельствах?

– А что вы думаете, мистер Донован, по поводу наряда вашего свидетеля?