– Она отказалась.

Секретарь побледнел и сглотнул.

– Мы ее вернем! – выпалил он. – Как вам будет угодно!

Раян лениво оглядел замену, задавшись вопросом – а может, все дело в способностях? В его стране реставраторов попросту нет. Однако вторая девушка не вызвала интереса. Вообще никакого.

– И что ты умеешь? – спросил он, наблюдая, как замена краснеет, столкнувшись с ним взглядом. Причем краска равномерно заливала ее лицо, шею, руки. А когда девушка целиком покраснела, она выдала:

– Все, что вам понадобится, господин посол.

– Как тебя зовут?

– Элла.

– Эл-ла, – повторил Раян, а девушку охватила сладкая дрожь. Привычно. Знакомая дрожь, знакомая реакция.

– Оставайся, – махнул он рукой. Затем поставил ногу на ступеньку и стал выходить из бассейна, вызвав переполох среди двух наблюдавших за выходом людей.

– Полотенце! Господину послу требуется полотенце! – перепугался секретарь и ломанулся сквозь кусты, не забыв уцепить за руку и потащить следом упирающуюся девушку.


– И долго мы будем сидеть здесь в засаде? – уточнил один из соглядатаев.

– Министр сказал, пока девчонка домой не вернется из академии. Тогда сразу сцапаем, и к разбирателям ее.

– Что-то лютует сегодня мужик.

– Злой, как плешивый храмз! Говорят, он вчера так перед послом лебезил, что собственные апартаменты в гостевом доме отдал, а самому пришлось спать в разломанной спальне. К утру заработал прострел в пояснице. Вроде как его из дыры в стене продуло. Солнце еще не встало, он уже был на ногах.

– Это когда наш министр раньше петухов вставал?

– Да никогда. А тут подскочил и сразу разбирателей позвал, выяснял, что с домом приключилось. Те помыкались, поизучали, ну и сказали, что явно реставратор поработал. У нас в материалах дела так и записано: сколы и трещины на плитах и камне, а также падение деревянной конструкции балдахина свидетельствуют о магии реставратора. Ночью в комнате только один такой был, девчонка.

– Дело шито белыми нитками.

– А то.

* * *

Меня столь нещадно трясло на всех колдобинах, что периодически с губ слетало очередное ругательство. Но мой возница, явно привыкший к выражениям позабористее, не обращал ни малейшего внимания. Дорогу я уже оплатила, а остальное ему было неинтересно. Мне оставалось ругать сельский транспорт и размышлять, что, возможно, не стоило столь тщательно заметать следы. Не сходила бы с курсирующего трена так далеко от конечной точки, а с комфортом добралась до ближайшей к Кончинке станции – меньше подвергала бы себя телесным измывательствам в деревянной телеге.

Если судить по названию местечка, куда я направлялась, стоило поумерить оптимизма, вызванного распределительным листом, и сразу настроиться соответствующим образом. Кто вообще так город называет? Ясное дело, намек скорее был на конечный пункт и расположение городка у подошвы гор, дальше дорога совсем заканчивалась, но стоило придумать нечто внушающее более радужные надежды.

Когда я охнула в очередной раз и потерла поясницу, ушибленную об один из втиснутых в телегу наравне со мной деревянных ящиков, прямо в лоб прилетел бумажный шарик. Стукнул, отскочил и расстелился на коленях ровным посланием. Хотела бы я, чтобы наш транспорт был аналогичен почтовым посланиям. Раз, и ты уже на месте. Жаль, габариты людей не позволяли швырять их сквозь пространство. И до недавнего времени я всерьез полагала, что ничего крупнее легких писем переносить сквозь пространство невозможно.

Опустив голову, я настроилась прочесть. Но оказалось, читать особенно нечего. Папа всегда был предельно краток и писал исключительно по делу: «Не возвращайся пока».