– Я покидаю вас, капитан, – отчеканила она. Но успела лишь дошагать до двери, когда его голос, гладкий, как шелк, но опасный, как свернувшаяся змея, остановил ее:

– Я впечатлен, мистер Кросс.

– Чем именно, капитан?

Ее дрожащая рука легла на дверную ручку. Она была так близка к свободе.

– Впечатлен вашим красноречием. Отсутствием акцента, как в английской, так и во французской речи. Вашим несомненным умом, что немного странно для столь юного возраста.

– Спасибо, капитан.

Она открыла дверь и переступила порог.

– Не хотите услышать, мистер Кросс, что произвело на меня самое сильное впечатление?

Она судорожно сглотнула, но заставила себя повернуться, предварительно изобразив фальшиво-скучающее выражение лица.

– Что же именно, капитан?

– Больше всего я впечатлился, узнав, как умело вы смогли убедить целую команду французских контрабандистов в своей принадлежности к мужскому полу. Бог видит, это замечательно.

Этого оказалось достаточно, чтобы она ахнула, закрыла дверь и снова села перед ним. За два года, прошедшие с ареста матери, ни один человек не проник в ее тайну. Ни один. Этот же разгадал ее меньше чем за два часа.

– Не возьму в толк, о чем это вы, капитан. Возможно, морской воздух затуманил вам мозги.

– Я в своем уме. Пощадите нас обоих, мистер Кросс. Или лучше сказать мадемуазель? Не заставляйте меня рвать вашу рубашку, чтобы доказать свою правоту.

Ее глаза сверкнули пламенем:

– Не посмеете!

– Не хотелось бы, но я поступлю так, как подсказывает долг. Попробуйте воспротивиться и увидите, что выйдет.

– Что вы хотите? – взвилась девушка.

– Все очень просто. Мне нужна ваша помощь.

В тот день родился совершенно невероятный союз между француженкой и английским шпионом. Она пошла бы на все, чтобы спасти мать.

И десять лет спустя она по-прежнему посещала его офис. Он был ее главным нанимателем. Мать была в безопасности. Но убийца ее отца все еще был на свободе, и Даньелл намеревалась привести его в суд.

– Рад вам, Кросс.

Гримальди, наконец, повернулся к ней лицом.

– Вы хотели меня видеть, – ответила она. Оба знали, что он просил ее о встрече только в самых экстренных случаях. Крайних случаях. Рисковать они не могли.

– Так и было.

– Могу я спросить, в чем причина?

– Разве это не очевидно? Пора объяснить суть вашей миссии. Кстати, я получил информацию, касающуюся предыдущей.

– Рада это слышать. Но я думала, что моя новая миссия – наблюдение за Виконтом Шпионом. Нужно убедиться, что он остается верным короне.

– Нет. Я бы доверил лорду Кавендишу собственную жизнь. Человека преданнее короне трудно найти.

– Почему же, во имя господа, вы заставили меня затянуться в платья, наняться в особняк в Мейфэре и изображать камеристку знатной леди? Черт!

– Что за лексикон! – покачал головой Гримальди. – Леди совершенно не пристало так выражаться!

– Вы знаете, что я не леди, – буркнула она.

– Да, меня крайне забавляет, что во время этой последней миссии вам пришлось служить камеристкой. Я бы дорого дал, чтобы посмотреть, как вы заплетаете косы и втыкаете шпильки в волосы.

– Я хорошо знаю свои обязанности. Волноваться не о чем.

Гримальди вспомнил, что целых две недели ее тренировала одна из лучших лондонских камеристок, которой хорошо платили за то, чтобы держала язык за зубами и не задавала лишних вопросов.

– В этом я не сомневаюсь. Вы всегда полностью посвящаете себя очередной миссии, – кивнул Гримальди.

– Больше никаких проволочек, генерал. В чем заключается мое задание? Мне нужно возвращаться. Сегодня миледи едет на бал и скоро меня хватится.

Гримальди вздохнул. Куда же девалась его улыбка?