– Лучше быть живой и сутулой, чем гордой и обезглавленной, – отмахнулась я перешедшей мне по наследству от наставницы истиной. Пусть мы с ней провели и мало времени вместе, самое главное она мне привить успела: лучше быть живой и негордой, чем гордой и в обществе неудачливых пациентов лекаря.

– Кем она была? – заинтересовался герцог, оборачиваясь ко мне.

– Не знаю, – я пожала плечами. – Она не любила вспоминать свое прошлое, а я не менталист, чтобы лезть в чужие головы без разрешения.

В ответ на шпильку герцог подарил мне очаровательную улыбку, словно я его не уколола, а комплимент сделала.

– Жаль, могли бы удовлетворить мое любопытство, – посетовал он и взмахом руки заставил дверь захлопнуться, едва не наподдав мне на прощание.

Мой полный осуждения взгляд его светлость проигнорировал, а вот я его выжидающий уже не смогла. Пришлось чинно садиться на краешек кресла у стены и опускать наволочку с пирожками на стоявший рядом столик. Судя по следам на дереве, обычно на нем стояли бокалы с вином, но и для пирожков столик сгодился. Бросила быстрый взгляд на следившего за мной герцога и отметила, что ему на меня вид открывается куда лучший, чем доступен мне. Все же в отличие от рабочего кабинета, где стулья, стоявшие друг напротив друга, были разделены столом и давали возможность заглянуть в глаза собеседнику, здесь все было иначе.

Больше всего комната походила на гостиную. Мягкой мебели здесь было в избытке, и нигде она не стояла так, чтобы взгляды гостей могли встретиться.

– Среди менталистов не принято смотреть коллегам в глаза, – пояснил герцог, падая в мягкое кресло. Оно единственное было достаточно потертым, чтобы можно было определить фаворита здешнего хозяина. – А потому такой взгляд всегда интригует.

Я промолчала, делая вид, что занавески занимают меня больше разоткровенничавшегося собеседника. Впрочем, занавески и сами по себе были неплохи, из тяжелой, сразу видно дорогой, ткани, но больше меня занимал вид из окна.

В поместье герцога мы попали в два перехода. Первый – совсем незначительный – произошел в здании инквизиции, когда мы переместились к стационарному порталу. И второй – собственно, сам портальный переход сюда, в поместье. И за все это время никто не потрудился мне сообщить, где именно я нахожусь.

– Аунтерон, если вас интересует ближайший город отсюда, – сказал Дамиан и добавил: – Вы не спрашивали, куда я вас привел, потому и не получали ответа.

Я промолчала, только насупилась. Попыталась ссутулиться, но корсет не позволял принять любимую позу. Собственно, именно из-за него я все еще сидела на краешке кресла, с тоской думая, как могла бы развалиться в мягком даже на ощупь кресле.

– Вам надо привыкнуть к нему, – без всякого сочувствия – о черствый человек! – напомнил герцог и похвалил: – Вам идет.

Я решила игнорировать издевку. Впрочем, желтый действительно оказался моим цветом, но я бы с радостью пожертвовала этим платьем, лишь бы избавиться вместе с ним и от корсета, и от нижних юбок. Хорошо еще, что обошлось без турнюра и кринолина с его жестким каркасом.

– После обеда примерите, – пообещал герцог, а мне вдруг захотелось повторить наш предыдущий вечер. – Понравилось видеть меня у ваших ног? – рассмеялся мужчина. И было в его голосе что-то, что заставило сердце пропустить удар, а после с удвоенным рвением погнать кровь по венам.

– Нет, – покраснев, ответила я, отводя взгляд, чтобы герцог не мог видеть выражение моего лица.

– Ну что ж, раз уж вы отказались от столь занятного времяпрепровождения, перейдем к рабочим моментам, – легко переключился на новую тему его светлость, и мне на колени упала тонкая папка. – Ваша история. У вас полчаса, чтобы с ней ознакомиться, а после будете мне пересказывать.