— Хорошо, — благодарно кивнул Красибор, погладив большим пальцем её ладонь. — Идём.

Они поспешили каждый в своём направлении: Фима побежала обратно в гостиную, чтобы забрать их записи. А Красибор вернулся к теплицам. Он надеялся приспособить для транспортировки что-то из садового инвентаря. Мужчина был на полпути к стеклянной махине.

— Крас! — раздался крик позади.

Мужчина обернулся и увидел перевесившуюся через подоконник Фиму:

— Конспекты пропали! И книги тоже! — выкрикнула она, едва не плача.

Красибор не успел придумать, что ответить так, чтобы и своё отчаяние не сильно демонстрировать, и Фиму успокоить, и попутно как-то взять себя в руки. Он открыл было рот, когда спину окатило волной жара. Она была такой сильной, что плотная ткань его толстовки мгновенно прогорела насквозь и подставила спину последовавшим за огнём осколкам стеклянного купола и деревянным обломкам.

Следом, как цепочка домино, раздалось ещё три взрыва.

Арифметика успела нырнуть за окно, и осколки едва её задели: пара царапин и только. Она прижималась к стене, глядя на разгромленную ударной волной гостиную, и боялась выглянуть на улицу. Когда за четвёртым взрывом не последовал пятый, она вытерла тыльной стороной ладони слёзы, шмыгнула носом и, наконец, заглянула за оконную раму.

Красибор лежал на земле, и даже на расстоянии девушка видела, как сильно обгорела его кожа. Он не двигался. Позади него ярко-алое пламя с облизывало останки теплицы. Где-то там горел её иван-чай, вспыхивая розовыми вспышками, плакал шиповник, звала на помощь белая лапчатка. И никому ведьма не могла помочь. Была лишь Фима и всё.