Если же кто спросит, как на это смотрели учителя, то им по сути на проблемы Коли глубоко насрать. Им не до учеников своих было, потому что на носу ЕГЭ! И не дай Боже их подопечные сдадут его плохо – там в худшем случае и премии лишить могут и даже поставить вопрос о профпригодности! И чтобы этого не произошло, нужно по классике напугать ученика сложностью экзамена, в красках рассказать о будущей профессии дворника, напугать тем, что ученики до экзамена в случае плохих результатов на пробнике допущены не будут, а там они сами начнут корпеть над тренировочными вариантами до полного истощения сил, лишь бы не обосраться на экзамене и не обосрать всё своё будущее из-за одного по ошибке поставленного не там крестика в бланке. Стресс и депрессия, которые могут появиться у учеников после подобных «невинных пугалок», учителей не волнуют. Лучше думать о собственной шкуре, чем о том, что можешь своими словами и последующей после депрессией легко и просто довести до самоубийства своего подопечного. В таких условиях до издевательств над каким-то учеником педагогам не было никакого дела, даже если сам подойдёт и нажалуется.

Надо ли говорить, что из всех желаний Коли прямо сейчас не было только одного – идти в школу? Он был готов прогулять её, сброситься с крыши, лишь бы снова не заходить в эти красно-серые, облезлые от сырости стены. Ему хотелось сейчас больше засесть за компьютер, играя в игры, посмотреть фильм или сериал, почитать интересную книгу, либо энциклопедию, и даже засесть за самое любимое занятие – программирование, но никак не идти в эту проклятую школу.

А ещё больше хотелось взять в сейфе отчима пистолет, взять побольше патронов, да перестрелять весь тот биомусор, издевавшийся над ним и не замечавший его проблем и страданий. Вышибить им мозги, заставить страдать и молить о пощаде, а потом украсть последнюю надежду на выживание. В отместку за всё. Да и сделать землю чище от тех, кто более ничего по жизни, казалось, делать не умел, как издеваться над Колей.

Размечтавшись об этом, он даже не заметил, как чуть не попал под колёса автомобиля. Из опустившегося окна высунулось злющее лицо.

– Смотри, куда прёшь, дебил!

– Извините… – отвечал Коля.

«И чего сразу дебил…» – подумал он, переходя через дорогу: «Может, у меня депрессия, и хочу покончить с собой… Это желание разве делает меня дебилом? Сам ты дебил! И придурок!

Хотя, если с другой стороны посмотреть, а не глупо ли так рано ставить на себе крест? Может, есть за что цепляться в этой жизни? Может, это просто юношеский максимализм виноват, или как его там называют? Хотя сколько уж можно терпеть и цепляться за жизнь…»

Нехотя Коля продолжал свой путь к школе.

***

До школы Коля в итоге дошёл в самом скверном расположении духа. Встал перед забором, не имея никакого желания заходить внутрь этого облезлого от сырости, внешне уродливого здания, на вид похожего на древний шумерский зиккурат, только примитивнее, потому что школе явно не хватало статуй гаргулий на крыше для создания образа мерзкого внешнего вида. Впрочем они бы не могли подчеркнуть убогости советских архитекторов, строивших это поразительное по скуке панельное нечто.

Коля так стоял довольно долго, пока сзади его кто-то не толкнул. Он обернулся.

Мимо прошла Маришка Бочкарёва, крикнув Коле вслед:

– Чё? Завис, Гондурас? – звонко расхохотавшись, она растворилась за забором среди остальных учеников.

«Это страна, дура…» – подумал про себя Коля, в глубине души желая пробить ей голову чем-нибудь тяжёлым.

Если бы он рассказывал о Маришке незнакомцу, то что смог бы про неё поведать за исключением того, что она в его глазах выглядела как типичный моногородской биомусор сельского розлива? Это была чуть полненькая блондинка, уже успевшая наградить себя немного опухшей рожей из-за обильного употребления алкоголя и наркотиков. Не скрывавшая своего непомерного эго и высокомерия, а также ощущения, что ей буквально всё может сойти с рук, потому что вся такая-растакая, она постоянно обожала говорить про людей то, что о них думает, прямо в лицо. Не смущалась прилюдно унижать всех, кто по её мнению этого заслуживал. Но не имевшая за спиной банду качков с калашами на шестисотых мерседесах, она нередко попадала в неприятности из-за своего грязного языка. Из них приходилось ей выкручиваться разными способами: например, отсосать тому, кто поможет справиться с проблемой – желательно бугаю за тридцать, прикинувшись уже совершеннолетней. Кто-то обходился без минета: достаточно было просто пообещать сходить на свидание или покрасоваться глубоким декольте, благо довольно объёмная и ровная грудь ей это позволяла. Ну и ещё, конечно, важно было иметь авторитетных друзей среди мальчиков. Именно поэтому подруг у неё почти не было.