В итоге после отчаянной битвы за каждую выбрасываемую вещь, когда в доме, наконец, стало чисто и просторно, супруг сам осознал, насколько это приятно, и перестал ворчать. И я порадовалась, что ему хорошо.

Из этой истории я кое-что вынесла. Я поняла, что идея «выбрасывания» универсальна. Какое же чувство облегчения вы испытываете, когда пространство вокруг очищается от ненужных вещей! В такие моменты в голове мелькают фразы типа «красота в простоте», «лаконичность и совершенство».

Так наш дом стал удобным и радующим глаз жилищем, людям на зависть. И даже если была пара вещей, выброшенных сгоряча, то о них уже никто и не вспомнит.

Однако, когда мы переезжали в наше нынешнее жилище, снова образовалась целая гора мусора. День за днем возвращаясь в опустевший дом, снова и снова вынося мусор, я поражалась тому, с каким же огромным количеством ненужного хлама мы живем. Все-таки человек – удивительно бестолковое существо.

Даже у таких поборников выбрасывания, как мы, со временем накопилась целая гора вещей, которые «может, еще пригодятся» или «пусть пока полежат». А как насчет вас, дорогие читатели?

Еще я хочу рассказать о своей матери, которая тоже оказала влияние на мою философию выбрасывания.

Моя мать принадлежит к поколению людей, детство которых пришлось на годы войны. Она окончила школу, вышла замуж, пятнадцать лет прожила в деревенском доме, во дворе которого был большой отдельный сарай, потом переехала в городскую квартиру, где живет уже двадцать лет. Для меня, отрезвленной переездами, родительский дом представляет собой пространство, оккупированное вещами. И даже несмотря на то что дети выросли и разъехались, вещей в доме не становится меньше, даже наоборот.

Возьмем для примера посуду. В шкафу с посудой стоит несколько предметов, оставшихся от сервиза, подаренного на свадьбу; одна чайная чашка из парного комплекта; подаренная вазочка; какие-то сувенирные стаканы; фарфоровая чашка, которую я когда-то дарила, – подобными вещами забит весь сервант. Мать живет одна, а посуды у нее в три раза больше, чем в моей семье.

– Может, выбросишь хоть что-нибудь? – предлагаю я маме.

– Да надо бы, – отвечает она, но в итоге так ничего и не выбрасывает.

– Ну давай я выброшу, раз ты не можешь, – настаиваю я.

– Нет-нет, я сама, – отвечает она.

И я понимаю ее чувства. В ее детстве, которое пришлось на годы войны, вообще ничего не было; в начале ее семейной жизни только-только начала появляться бытовая техника – естественно, для маминого поколения вещи были очень ценны. Никто даже подумать не мог о том, чтобы выбросить вещь, которой еще можно пользоваться.

То, что другим может показаться мусором – старые полотенца, щербатые чашки, – для нее это приличные вещи, которыми еще можно пользоваться. И в этом есть какое-то свое благородство. Но к сожалению, в наши времена так уже жить нельзя. И не потому, что вещи приходят в негодность, а потому, что становится все больше новых.

Я до сих пор не бросаю надежду уговорить маму что-нибудь выбросить. И мама продолжает соглашаться, что да, надо бы. И вроде бы на самом деле понимает, глядя на забитый сервант и на превратившуюся в склад детскую комнату, что выбрасывать нужно.

В этой книге я хотела бы обратиться к людям маминого поколения, которые так же, как и она, с трепетом относятся к вещам. Нужно отбросить этот трепет и выбросить наконец старый хлам. Новые ценности придут на смену.

Итак, вы, наверное, думаете, что автор этой книги живет в высокофункциональном пространстве, в окружении только самых нужных, тщательно отобранных вещей?