– Мам, – поцеловал ее седую макушку, – все вкусно. Спасибо.

– Иди уже, обманщик. – Она шутливо шлепнула его по руке. – Терпишь мои каши. Вижу, что с трудом терпишь. Знаю, на отдыхе сметал омлеты с ветчиной. Ты же любишь их. Только, сынок, потом поймешь, насколько то, что вкусно, бывает вредным.

– Мам, я же врач, я в курсе. Потому и терплю каши.

Он пошел в прихожую, прекрасно зная, что мать бросит свой любимый чай и последует за ним. Чтобы поругать, что он носит мокасины без носков. Что приличный вполне пиджак надевает на футболку. Что кожаный портфель давно требует замены. И еще поцелует его в лоб на прощание.

Это был ежедневный ритуал. Пока он не готов к тому, что по утрам его станет провожать до двери другая женщина.

Хотя Ольга и не стала бы его провожать. Она работает с ним вместе в отделении. Прекрасный хирург, к ней тоже выстраивается очередь, как и к нему. Она вряд ли станет колдовать над кашами каждое утро, скорее предложит перекусить по пути. И детей, если бы они у них случились, не станет сама воспитывать – сразу найдет няню. И через неделю после родов снова встанет к столу.

Ольга ему нравилась. Очень нравилась. Роскошная женщина, изысканная, стильная. Секс с ней был стремительным, желанным, не приедался, не оставлял ощущения, что что-то не так.

Игоря все устраивало. Кроме одного.

С ней не бывало уютно. При ней он все время ощущал себя как будто на людях – как на беговой дорожке. Она не из тех женщин, с кем удобно помолчать. Почитать каждый свою книгу, забившись в разные углы дивана под один плед. Просто посидеть в сквере на лавочке и посмотреть, как осыпаются листья.

– Что за бред, Новиков! – хмыкнула она однажды, когда он предложил пойти слепить снежную бабу. – Стану я на каблуках по сугробам прыгать. Еще простужусь! И перчатки десятку стоят. Отстань.

Он отстал. И никогда больше не предлагал ничего подобного. Но легкая зависть накрывала, когда он видел влюбленные парочки, засмотревшиеся на облака или слизывающие снежинки с ладони.

Все дело в старомодном мамином воспитании? Наверняка, но Игоря это не смущало. В этом не было ничего дурного или противоестественного. Он точно знал, что где-то есть его единомышленница, которая и бабу снежную с ним станет лепить, и каши варить по утрам, и детей его воспитывать. И на санках они их будут наперегонки катать. И летними ночами на даче лягушачьим хором будут заслушиваться. И находить его прекрасным.

А Ольга хора не выдержала и удрала в город в половине третьего утра.

Вышел на улицу, успел порадоваться, что солнце сегодня не слепит. Мать собралась по магазинам, а при ярком солнечном свете она не видит ничего. Солнцезащитные очки не любит, привыкла щуриться на солнышко. По этой самой причине уже дважды чуть не погибла под колесами.

– Тепло и пасмурно. Отлично, – пробормотал он, усаживаясь за руль.

Приехал на работу – и началось. Две плановые операции сразу после оперативки и обхода. Потом привезли тяжелого после аварии. Не успел зашить – позвонили сверху и напомнили, что приближается проверка. Он об этой чертовой проверке успел совершенно забыть. Пришлось снова собирать всех и еще раз пройтись по слабым местам. Только народ разошелся – Ольга ворвалась, как торнадо.

– Новиков, я соскучилась. – Она с ногами забралась на диван. – Мы очень давно не виделись. Хочу тебя, Новиков.

Голос звучал низко, густо – подтаявшая карамель, а не голос. Игорь мысленно чертыхнулся. Он весь день не звонил матери, от нее пропущенных тоже не было. Только собрался набрать, как явилась Оля. При ней он матери никогда не звонил. Не потому даже, что она могла потом припомнить и поставить ему на вид любое слово или интонацию. Просто не хотел, чтобы кто-нибудь присутствовал в этот момент, и все. Без причин и объяснений.