— Помолчите, — я раздраженно морщусь, продолжая оглядывать кабинет. Ничего особенного. Стеклянная коробка, белый паркет. Одна цветная стена, в три ряда украшенная подборкой удачных обложек журнала.

Обстановка выдержана в контрастных тонах. Диван, расписанный под зебру, кресло в противоположном углу — выгнутое, на котором явно очень удобно трахаться – потому что оно даже не на кресло похоже, а на объемную картину из черной кожи". В широком шкафу-витрине у стены выставка духов.

Хм.

Перевожу взляд на стол типа-эйчара, и нахальная улыбка сама снова возвращается на мое лицо.

Хорошо! Очень хорошо!

— Ну что, мы можем начать? – раздосадовано спрашивает меня типа-эйчар, а я смотрю на неё и покачиваю головой.

— Деточка, позови маму. Дома ведь есть взрослые?

Боже, как она краснеет. Буквально заливается по самые уши ярко-алым то ли возмущением, то ли смущением. Ну конечно, если подходить к теме возраста фактологически – у нас с ней разница лет в пять. И я – младше. Но «деточка» из нас двоих она, и никак иначе.

— Что вы себе позволяете? Вы на собеседовании!

— Я? – повторяю с ухмылкой. — А по-моему, это ты на собеседовании, дарлинг. И ты можешь успокоиться, ты уже провалилась. Бери свою сумочку и отправляйся на выход. Не забудь оставить секретарю пропуск гостя.

— Я работаю здесь уже два года, — в голосе моей собеседницы начинает звучать откровенная истерика. Увы, она зря старается, жалость и сочувствие – это те вещи, что я выдаю из пипеточки и только избранным.

— Нет, — спокойно покачиваю головой, — ты здесь не работаешь, деточка. Иначе тебе бы объяснили, почему не стоит приходить на работу с обгрызенными ногтями.

— Это никак не характеризует мои профессиональные качества, — шепчет типа-эйчар, а сама – почти плачет.

— Да ну? – я приподнимаю бровь. — А по-моему, очень даже характеризует. Вы нервозны, не уверены в себе, а значит, и работу выполняете не на сто процентов хорошо.

— Это голословное заявление.

— Сколько духов в той витрине? – устав тратить на неё время, я тыкаю пальцем в стоящий у стены шкаф. — Это ведь ваш кабинет? Ваша коллекция? Значит, вы должны знать.

Моя собеседница в панике оборачивается, пытается оценить количество флаконов хотя бы визуально, но – бесполезно. Их выстраивали с хорошо продуманной небрежностью. Но я вижу, что у каждого флакона висит на тонкой золотой ниточке бирочка с номером. А значит – это не витрина для красоты, это реальная коллекция любительницы элитной парфюмерии. Плюс-минус. А эта — плывет, воздух ртом хватает прикидывая примерную цифру.

— Ты не знаешь, — выношу приговор я, — ты не знаешь, потому что это не твой кабинет. И на столе у тебя четыре лака для ногтей, но это не твой стол, ничего удивительного. И ты не работаешь в этом журнале, потому что этот журнал не может себе позволить иметь даже одного такого запущенного сотрудника. Ты видела здесь курьеров?

Она недоуменно поднимает брови, будто удивляясь, к чему бы я этим озадачилась, но вопрос на самом деле риторический.

— Белые рубашечки, форменные жилеточки, пуговички с монограммами. У курьеров. Это означает только одно: здесь очень заботятся о своем имидже. Каждая шестеренка этого механизма должна быть не только совершенной формы, но и сиять так, будто только что вышла из рук мастера. Прости, деточка, но ты не тянешь на шестеренку «Estilo».

— А на что же тяну? – уязвлено интересуется типа-эйчар, скрещивая ручки на груди.

Всем своим видом она показывает мне, что собеседование я провалила – мне просто делают одолжение и продолжают слушать ересь, которую я несу. Да-да-да! Конечно же!