, зять Муссолини, больше всех ратовал за мир. Подобным же образом действовал и Генеральный штаб во главе с Бадольо, но только по той причине, что знал слабые места своей армии. Надежные люди говорили, что фашистский режим даже пренебрегал вооружением, потому что стремился поддерживать свою популярность, ставя на первое место социальные реформы. Люди сведущие сожалели о завоевании Абиссинии, вызвавшем вражду между Италией и Великобританией и внушившем неискушенным массам мысль об итальянской военной мощи.

Независимо от критического отношения к внешней политике Муссолини, итальянский Генеральный штаб с подозрением смотрел на гитлеровские успехи в Польше, его давно беспокоила перспектива оказаться втянутым в этот конфликт. Но если бы Италия уклонилась от войны, ей оставалось бы рассчитывать на отношение своего партнера как к второстепенной державе.

Те, кто выступал за сдержанность, какое-то время одерживали верх. Италия сохранила нейтралитет в войне с Польшей. Когда я приехал в Турин, в позиции нашего итальянского партнера просматривалось два различных аспекта. Масса несведущих были в восторге от германского успеха во Франции и одобряли своих фашистских лидеров за то, что в данном случае они оказались «на правильной стороне», то есть на стороне победителей. В Италии, как и в Германии, в армии и МИДе было некоторое число недальновидных приверженцев партии, презиравших скептицизм, как признак слабости и недостаточной уверенности в превосходстве тоталитарных систем. Именно такие люди вместе с партией подтолкнули вступление в войну. Немцы в миссии не могли, естественно, открыто обсуждать подобные вопросы с другими. Но они видели ту пропасть, которая даже в Италии разделяла легковерных оптимистов и специалистов в военной области, судивших об обстановке более серьезно. Любого, кто недостаточно возносил хвалу германской армии, называли скептиком. Таковыми считались глава итальянской комиссии по перемирию генерал Пинтор и его начальник штаба граф Джели.

Благодаря генералу Генриху фон Штюльпнагелю, возглавлявшему германскую комиссию по перемирию, меня назначили руководителем миссии. К счастью, этот высокоодаренный человек и его компетентный начальник штаба полковник Беме правильно оценивали наши объективные доклады об обстановке. Эти доклады составлялись абсолютно независимо от нашего посольства в Риме.

Однако генерал фон Штюльпнагель понимал, что не должен получать от нашей миссии связи «политический репортаж», поскольку ему казалось, что это функция посла. Вероятно, германское министерство иностранных дел, имевшее своего представителя в комиссии по перемирию, дало ему указания на этот счет. Очень скоро стало ясно, что «неполитический» доклад по такому политическому вопросу невозможен. Комиссия в Висбадене выражала признательность за все присылаемые нами сообщения и сама решала, какую их часть пересылать в ОКБ, которому она подчинялась.

Поначалу я раз в месяц посещал наше посольство в Риме, позднее поддерживал связь в основном с военным атташе генералом фон Ринтеленом и время от времени с другими сотрудниками посольства. Таким образом, за двухлетний период я имел возможность быть свидетелем исторических событий огромной важности.

УПАДОК «ОСИ»

Пришествие Гитлера и национал-социализма стало началом конца фашизма Муссолини. Масса людей в обеих странах, очевидно, считали иначе. Две тоталитарные системы казались им тесно связанными, их победы должны были привести к новому мировому порядку. Однако за кулисами происходил развал «Оси». Италия оказалась замешанной в победе национал-социализма, и ей было поздно отступать. Процесс упадка проявлялся на трех различных уровнях: разгром обеих стран на театрах войны, растущее влияние партии на государство и усиливающаяся зависимость Муссолини от Гитлера.