– Не лги мне, дрянь!.. – процедила сквозь зубы Элоиза и так крепко сжала запястье дочери, что кисть у Габриэллы почти мгновенно онемела и ее закололи тысячи иголочек. – И не смей оправдываться! – добавила она потише и почти волоком потащила девочку по коридору второго этажа. Если бы кто-нибудь случайно увидел ее перекошенное, пошедшее красными пятнами лицо и сверкающие злобой глаза, этот человек, наверное, остолбенел бы от изумления. Но все гости были внизу, и главное было – не привлечь их внимания. Снова наклонившись к девочке, Элоиза прошипела с угрозой:

– Ни слова, маленькое чудовище! Молчи, иначе я тебе оторву руку!

Габриэлла сразу поняла, что это не пустая угроза. Элоиза была вполне способна оторвать ей руку или ногу – в этом она не сомневалась. В свои семь лет девочка твердо усвоила, что у ее матери слово не расходится с делом. Какими бы карами, какими бы наказаниями ни грозила Элоиза своей непослушной дочери, она непременно приводила их в исполнение.

На пороге детской Элоиза с такой силой дернула дочь за руку, что Габриэлла почувствовала, как ее ноги отрываются от пола. И действительно, следующие несколько футов она пролетела по воздуху и неловко упала на пол возле своей кроватки, подвернув при этом лодыжку. Было очень больно, но Габриэлла не закричала. Инстинктивно подтянув колени к подбородку, она осталась лежать на полу в темной детской и только закрыла глаза, ожидая почти неминуемого удара.

– Сиди здесь и не смей никуда выходить, ясно? Я не желаю, чтобы ты бродила голышом по всему дому и надоедала гостям. Если я увижу тебя на лестнице, Габриэлла, или еще где-нибудь в доме, ты об этом очень пожалеешь. Посмей только снова изображать из себя маленькую сиротку!.. Заруби себе на носу: ты никому здесь не нужна, и никто не хочет тебя видеть. Твое место в детской и только в детской. Ты поняла?

Ответа не было. Габриэлла беззвучно плакала от боли. Она не могла произнести ни слова.

– Ты поняла?! – снова спросила Элоиза, на полтона повышая голос.

– П-поняла, мамочка, – прошептала Габриэлла, испугавшись, что Элоиза может пнуть ее ногой. Она частенько поступала таким образом, когда ей казалось, что до Габриэллы слишком долго доходит.

– Перестань ныть! – рявкнула Элоиза. – Ступай в постель.

С этими словами она с грохотом захлопнула дверь и ушла. Спеша по коридору к лестнице, Элоиза все еще хмурилась, но, прежде чем она спустилась вниз, ее лицо претерпело разительные изменения. Элоиза как будто выбросила из головы инцидент с дочерью; во всяком случае, когда она шагнула в холл, где стояли трое собравшихся уходить гостей, на лице ее играла самая любезная улыбка.

Проводив их, Элоиза как ни в чем не бывало вернулась в гостиную. Она снова шутила, танцевала и болтала с гостями, словно на свете никогда не существовало никакой Габриэллы. Для Элоизы это действительно было так. Дочь не значила для нее ровным счетом ничего – она вспоминала о ней только тогда, когда девочка попадалась ей на глаза.

Примерно часа через полтора засобирались домой и супруги Маркс. Прощаясь с Элоизой, Марианна попросила ее передать привет «маленькой Габриэлле».

– Я обещала перед уходом ненадолго подняться к ней в детскую, – сказала она с искренним сожалением. – Но сейчас девочка, наверное, спит…

По лицу Элоизы пробежала какая-то тень.

– Хотелось бы надеяться, – проговорила она неожиданно суровым тоном. – А разве ты сегодня с ней виделась?

– Да, – кивнула Марианна. Она совершенно забыла о словах Габриэллы насчет того, что ей не разрешают выходить к гостям. Впрочем, Марианна с самого начала не придала этому большого значения – она и представить себе не могла, чем это грозит девочке. Кто, в самом деле, мог всерьез рассердиться на такого ангелочка?