Дом викария,

Коулд-Эшхоулт

Дорогой сэр!

Ребенок появится на свет со дня на день, и меня переполняют страхи. Как же я смогу это сделать? Вы понимаете, о чем я говорю, я уверена, что понимаете. С тем же успехом я могла бы остаться в доме одна, окруженная только призраками. Понимаете ли Вы, что Вы наделали? Одна часть меня хочет, чтобы я никогда не знала Вас. Иногда это бульшая часть. Я поймала себя на том, что пытаюсь сейчас представить себе Вас, пытаюсь представить себе, какой Вы без вашей обычной одежды, без Ваших книг и улыбки. Без всех этих деталей, из которых складывается Ваш образ, Ваша «божественная суть». Что с ними теперь? Все забыты, как и я?

Все пошло прахом. Я даже разлюбила свою работу и не могу больше учить детей с прежней радостью, потому что, когда я стою перед ними, я знаю, чту у меня под ногами. Я же рассказывала Вам, что я сделала? Я почти не помню. Я думала, это будет только временное хранилище, место, где никому не придет в голову искать. Пытаясь найти то, что я уже нашла, подняла с пола в библиотеке в то утро. Между прочим, я собиралась все уничтожить. Все, до последней вещицы, но подумала, вдруг в один прекрасный день это потребуется Вам, чтобы доказать, чтобы оправдаться… Поэтому все лежит тут, под полом. Когда я осмеливаюсь подумать об этих вещах, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к ним или перепрятать, у меня в душе поднимается буря страха, от которого я слабею и дрожу.

Полагаю, у меня будет мальчик, причем крупный. Меня с трудом можно узнать, так я расплылась. Это создание захватило мое тело. Он теперь слишком большой даже для того, чтобы двигаться и толкаться, как он делал это в последние несколько месяцев. Он наполнил меня, как воздух в шарике. Как бы мне хотелось, чтобы он там и остался! Не знаю, где найду силы, чтобы воспитывать его с легким сердцем, радостно и беззаботно, когда он родится среди мрачных теней. Но хватит на сегодня. Я устала. Даже такой труд, как написание письма, меня утомляет, в особенности письма Вам, сэр, когда я уже знаю, что ответа не получу. Но я все равно надеюсь на него, и это утомляет еще сильнее.

Пусть это письмо доставит Вам хоть какое-то утешение в том страшном месте, куда Вы попали.

Э. Кэннинг

Лия прочла письмо еще раз и еще. Она прочла его трижды, потому что не осмеливалась поднять глаза на Райана, поднять глаза и заговорить. Ну почему вечно все заканчивается одним и тем же? Мысленно она сыпала проклятиями. Это обволакивающее чувство, пробирающее до костей, как будто ее решимость является веществом, которое может растаять под давлением, растечься по телу вместе с током крови и исчезнуть. Райан даже не стоял рядом с ней. Он сидел на подоконнике напротив, а она – на краю кровати, придерживая одной рукой падавшую прядь волос, пока читала. Он поднялся так внезапно, что она вздрогнула.

– Еще кофе? – предложил он таким обыденным тоном, что Лия усомнилась в себе, усомнилась, что он испытывает те же чувства, что и она.

– Нет, спасибо. – Она не поднимала глаз.

– Похоже, что у нее были большие неприятности, правда? – спросил он, заливая кипятком новую порцию растворимых гранул. – Какой вывод ты можешь сделать?

– Не знаю. Произошло что-то нехорошее. Ее бросили одну разбираться с последствиями, наш герой куда-то слинял, а потом началась война. Ей кажется, что она знает кое-что о том, что случилось, – сказала Лия.

Она наконец посмотрела на него. Он стоял, повернувшись к ней спиной, поэтому смотреть на него было неопасно. Гибкая спина, широкий разворот плеч под рубашкой. Всего лишь мышцы, кожа и кости, такие же как у нее, но во всем его теле была какая-то магия.