В отдел он вошел в нормальном почти настроении, потому что как бы принял решение. Вошел к себе, снял куртку, пригладил волосы, достал рапорт, глянул на коллегу – Стаса Воронина, с которым за пять минувших лет так и не сошелся по-настоящему, и сказал:

– Ну, Стас, я пошел.

– Далеко? – Мутные серые глаза коллеги скользнули по Макарову, остановились на рапорте. – В отпуск, что ли, собрался, Макаров? Охренел! Дел невпроворот, а он отдыхать летит!

Это так Воронин мгновенно оценил ситуацию, предположил самое для себя скверное, тут же позавидовал и обозлился.

– Меня если спросят, я против! – возмущенно толкнул груду бумаг от себя Воронин. – Отдыхать он собрался, умник!

Вообще-то Воронин был ниже званием, младше возрастом, и стаж работы у него был меньше. И он не имел права говорить с ним в таком ключе. И прежде Макаров обязательно указал бы ему на это. Но сегодня решил промолчать. «Черт с ним, с Ворониным. Пусть себе бесится и завидует. Он всем завидует, таким уродился».

Виталий вышел из кабинета, ничего не став объяснять. Поднялся в кабинет начальства, отдал рапорт секретарю и сел на стул ждать.

Секретарь вылетел из кабинета полковника с бледным лицом, вытаращенными глазами и смятым в комок рапортом Макарова.

– Иди! – шепнул он Макарову поблекшими вмиг губами. – Хочешь получить по шее – иди!

Он и пошел. И слушал потом полчаса, как неблагодарен он и беспечен. Что настоящие офицеры так не делают. Что он не имеет права поступать так безответственно со своей жизнью.

– Я тебя только на звание собрался выдвигать. Досрочно, между прочим! – восклицал с обидой полковник. – А он что?! А он кинуть меня захотел!

– Я не кинуть, – проговорил неуверенно Макаров, не ожидавший, что его станут удерживать. – Я уволиться.

– Ага! А меня с кем оставишь?! С Ворониным?! Он в своем кармане ничего найти не способен! А ты у меня кто?!

– Кто?

– А ты у меня, Виталя, лучший аналитик отдела! Я горжусь тобой, понял! Мне за тебя ни разу стыдно не было, вот… – надулся полковник, отважившись на откровение, на которое прежде никогда был не способен. – Все, иди, иди, работай. Глаза бы мои тебя не видели! Уходи…

– Семен Константинович! – Макаров неуверенно переступил, протянул бумажный комок, в который превратился его рапорт: – А что с рапортом-то делать?

– А что хочешь, то и делай! – огрызнулся полковник. – Съешь, чтобы неповадно было впредь!

– Но я ведь уйти хотел. – Макаров обнаглел, выдвинул стул из-за стола и уселся без приглашения.

– Почему? – полковник сделал вид, что не заметил вольности подчиненного.

– Устал я.

– Так отдохни. В отпуск отпущу, – нехотя пообещал полковник.

Тут же снял трубку внутренней связи и приказал кадровику оформить Макарова с сегодняшнего дня на две недели в отпуск.

– Доволен? – свел он брови.

– Пустота вот тут, Семен Константинович, – Макаров приложил руку к груди. – Пустота…

– А уйдешь, все наполнится?! – фыркнул полковник, на глазах веселея. – Я-то думал, чего он? А у него пустота образовалась! Виталя, ты охренел?!

– Нет. Устал просто. – И глянул на полковника глазами бродячей собаки.

– Понял.

Полковник выбрался из-за стола, походил по кабинету почти строевым шагом. Встал у окна с заложенными за спиной руками. Уставился на голые ветки клена.

– Меня такая пустота жевала, когда Маша моя заболела. Болела долго, страшно. Потом ушла… И пустота эта превратилась… Короче, с тех пор я с этим и живу. И точно знаю, сиди я в этом кресле, нет, ничего не изменится. Так-то, Виталя. Не в твоей работе причина, поверь. В себе что-то надо тебе поменять. Как-то тряхнуть себя посильнее. Любить пробовал?