Карла смогла приехать буквально лишь на один день, на сами похороны и, переночевав, снова улетела, очередной раз, качая головой и утверждая, что я живу вдали от цивилизации, на прощанье, посоветовав выбираться из этой глуши. Может, она была права? Может, в большом городе, в его ритме, среди скопления народа, мне будет легче перенести потерю, и у меня совершенно не останется времени на то, чем я сейчас занимаюсь – лелею свою утрату. Но я не хотела никуда уезжать. И я не готова бросить дом, Стентонвилль... Фрэнка…

С Карлой мы проговорили полночи, но только о добром, светлом, счастливом. Говорят, когда человек уходит, надо смириться и вспоминать лишь хорошее. А вот мне эти воспоминания добавили лишь новой боли и сожаления, что нет возврата к прошлому. Да, и человек мой не ушёл, его совершенно немыслимым образом насильно отняли у меня.

– У меня есть ещё пара, – прервал ход моих мыслей ровный, наполненный богатыми интонациями голос. Голос мужчины, сильного и уверенного.

– Пара чего? – не понимающе переспросила я, уже и, забыв, на чём мы закончили.

– Вопросов, – коротко бросил он.

– Да? – самое сложное я уже проговорила в слух, и теперь, по сути, мне было всё равно, о чём он ещё может спросить меня. Вгонять нож глубже было уже некуда.

– Что говорит полиция об убийце?

Это был один из самых болезненных вопросов.

– Ничего, банальное ограбление. У Фрэнка пропало все ценное, бумажник... обручальное кольцо, папка с документами, хотя Бог его знает, что они могут найти там ценного, одни бумаги.

– Бумаги? – переспросил Алан.

– Да, рукописи, которые ему присылали из редакции. Он работал на «Рэндом хауз паблишинг», вы не знали?

– Не знал, – бросил он в ответ. – Я же говорил, мы давно не общались.

Я очередной раз я задумалась, давно – это насколько? Что разъединило их, раз Фрэнк ни разу не упомянул о брате, а Алан даже не знал, чем тот занимался?

– Какая версия у полиции? Почему преступник вернулся?

Крепко, до боли сцепив руки, я не без удовольствия заметила, что могу ещё реагировать на внешние раздражители. Боль я чувствовала, а ведь казалось, что окаменела.

– Испугался, что поймают, что Фрэнк очнётся и начнёт говорить. Поэтому легче было прийти и добить, – с горьким смешком закончила я. – Думаю, дело постепенно переместиться в архив нераскрытых преступлений.

– А вы не хотели перевести мужа в другую больницу, покрупнее. Не думаю, что местный госпиталь оснащён необходимым для лечения оборудованием, – спросил он, почему-то снова возвращаясь к началу нашего разговора.

– Хотела и даже договорилась о переводе в Арлингтон, впрочем, сомневаюсь, что там помогли бы, но этого уже не узнать.

Алан нахмурился и, откинувшись на спинку стула, взглянул на часы. Я проследила за его взглядом.

– Хотите спать? – неуверенно спросила я. Время было не позднее, но, возможно, он устал после перелёта, к тому же с Сан-Диего у нас была разница, хоть и небольшая, но я знала, как утомляет смена часовых поясов.

– Нет, пока не хочу, – он снова, словно бы что-то обдумывая, посмотрел на меня. – Я бы прогулялся. Вы составите мне компанию? Если это возможно.

5. 05

Меня разбудил телефонный звонок. Ворвавшийся в мой недобрый сон, на этот раз он послужил спасителем. Почему на этот раз? Просто я помню тот роковой звонок, и холодный, безразличный к моей боли голос, сообщающий, что мой муж поступил в больницу с огнестрельным ранением, что он до сих пор не пришёл в себя и, скорее всего, погрузился в глубокую кому.

Сегодня ночью мне опять снился Фрэнк, но на этот раз всё было как-то иначе. Что-то изменилось, но что? Я никогда не помнила, что именно мне снилось: ни лиц, ни действий, ни событий, ни слов, – просто я знала, что там, во сне был Фрэнк. И каждый раз, с чего бы ни начинался сон, заканчивался он всегда одинакового недобро.