– Возможно, ты и сам не осознаешь, насколько серьезно тебя это тревожит, – возразил Паркер.

– Нет, это неубедительно. У меня нет особых оснований беспокоиться о судьбе книги, ведь все идет нормально. И не пытайся убедить меня, что ты всерьез веришь, что это мое беспокойство за «Сумерки» довело меня до полуночных блужданий. Разве я не прав?

– Ты прав, – согласился Паркер. – Это не причина.

– Ведь я забивался в шкафы и чуланы, чтобы спрятаться. А когда я проснулся в первый раз в гараже за печкой, то со сна мне почудилось, что меня кто-то ищет и непременно убьет, если найдет. А вчера меня разбудил собственный крик. Я кричал: «Не подходи! Не подходи!» А сегодня утром – этот нож…

– Нож? – насторожился Паркер. – Ты мне ничего не рассказывал о ноже.

– Я снова обнаружил себя утром лежащим за печкой. Опять спрятался туда. И у меня в руках был здоровенный нож, я взял его на кухне, когда спал.

– Для самообороны? Но от кого?

– На всякий случай… Мало ли кто на меня охотится…

– Так кто же, черт побери, на тебя охотится?

– Не могу себе представить, – пожал плечами Доминик.

– Мне это не нравится, – сказал Паркер. – Ты мог бы пораниться, и серьезно.

– Но это не самое страшное, что меня пугает, – заметил Доминик.

– Так что же тогда тебя пугает?

Доминик оглянулся: никто из сидевших на веранде не проявлял ни к нему, ни к его другу никакого интереса, хотя во время забавного разговора с официантом кое-кто и навострил уши.

– Так чего же ты боишься? – повторил свой вопрос Паркер.

– Я боюсь… я боюсь зарезать кого-нибудь еще, – выдавил из себя Доминик.

– Ты хочешь сказать, что во сне можешь взять нож и пойти кого-нибудь убивать? – с недоверием уточнил Паркер. – Это невозможно. – От волнения он залпом осушил бокал. – Боже мой, что за театральные настроения! К счастью, ты не дошел еще до подобной сентиментальной белиберды в своих романах. Расслабься, мой друг! Ты непохож на убийцу.

– Но я и не думал, что стану лунатиком.

– Ах, оставь этот бред! Все не так сложно. Ты не сумасшедший, сумасшедшие никогда не признаются в своем безумии.

– Мне кажется, мне стоит посоветоваться с психиатром. И обследоваться – на всякий случай…

– Обследоваться – согласен. Но выбрось из головы психиатра, это пустая трата времени. У тебя всего лишь расшалились нервы, однако не до такой уж степени.

Тем временем официант принес им еще чипсов, соуса, тарелку мелко нарезанного лука, пиво и пятую «Жемчужину» для Паркера.

Паркер отодвинул от себя пустой бокал, отхлебнул из полного, опустил горстку кукурузных хлопьев в соус, посыпал сверху зеленым луком и отправил это себе в пасть с чрезвычайно довольным видом, после чего, прожевав, изрек:

– Послушай, а не связано ли все это с тем, что стряслось с тобой полтора года назад?

– А что со мной стряслось? – вытаращился на него Доминик.

– Не прикидывайся, что не понимаешь, о чем я говорю. Когда я познакомился с тобой в Портленде шесть лет назад, ты был просто бледный, запуганный, забитый слизняк.

– Слизняк?

– Это так, и ты сам это знаешь. Нет, башка у тебя варила, ты был талантлив, но все равно – слизняк. И знаешь почему? Я скажу тебе. У тебя были способности и неплохие мозги, но ты боялся их задействовать. Ты боялся соревнования, неудачи, боялся успеха, вообще – боялся жизни. Ты был готов корпеть в одиночку, тихо-мирно, никем не замеченный. Одевался кое-как, говорил невнятно, боясь привлечь к себе внимание. Ты искал пристанища в ученом мире, потому что там меньше духа соревнования. Клянусь, ты был застенчивым кроликом, забившимся в норку и свернувшимся там калачиком.